Еще одна моя команда деанонилась, правда там я была почти-рыбодебилом( хотя столько всего задумывалось; будь у меня больше времени, эх!.. Но люди прекрасны и создали столько прекрасного-упоротого! Спасибо, что играли!

и подарок от команды

Маленькое хулиганство: драбблик: "Послушайте!"

Название: Послушайте!
Размер: драббл, 676 слов
Пейринг/Персонажи: злой мимокэп с ботинком
Категория: слеш
Жанр: драма, ангст

..

стеб
Рейтинг: R
Предупреждения: нецензурная лексика
Краткое содержание: Исповедь злого мимокэпа с ботинком.
Примечание: написано под влиянием этой темы на инсайде. Автор приносит извинения юзеру, который подписывался как "няш-кэп" - бро, не обижайся!

Послушайте!
Ведь если модер создает для меня на инсайде отдельную тему —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы я рассказал, почему обожал историю в школе, Никиту Сергеевича, внутричерепных тараканов
и почему мне хочется всех уебать ботинком?
Значит — кто-то назовет мои плевки в сторону сокомандников адекватными?

И, надрываясь от воплей, бегая по пустому, покрывшемуся пылью сообществу, врываюсь я в избранное грозным постом:
«Я царь — вы рабы, вы черви — я Бог!»
Плакать должны все и целовать асфальт, где отгремели мои шаги.
Не перенести мне сильней муки, чем при взгляде на собственную команду, где личности странные,
бездарные,
обвисшие в тине обыденности.

Верстальщик наш настолько ущербный, что я его даже пинаю вполсилы:
у него и так
глаза в кучку, уши вечно развешанные, нос с локоть, руки-крюки, ногами вензеля
выделывает. Что в посте получается после его манипуляций — страшно взглянуть. Если тридцать секунд посмотришь —
зрение до минус пяти обвалится с треском и
перед глазами румбу станцует хоровод звезд. Если минуту —
глаза вытекут.

А райтерам хочется продиктовать алфавит заново, чтобы выучили,
ибо кажется, что вместо школьной библиотеки они зависали на Фикбуке все детство. Кажется, что их мозг разжижен от выпитого
Зуко и Япи, фруктовых и ягодных, и потому здравый смысл
им не доступен.

А артерам хочется приказать: скреби! а они скребут, и даже Колобок у них кривой
получается, словно сдавили его тисками.
Или связывали, или пытались натянуть сапог
на голову голую и сплюснули ее, как сливу мягкую.

А виддеры вместо музыки вставляют в клипы
топот котов, карканье ворон, хрюк Касперского, стоны обколотых наркоманов.

Короче, не команда, а сборище насмешек природы. Даже не насмешек, а дикого хохота, визгливого, до слез, до икоты.
И все ленятся, и боятся лишь одного — что уебаю их ботинком.
Рулоном свернутой бумаги, линейкой, утюгом,
скалкой, тазиком, черновиком
с дурацким фанфиком сокомандника — всяким, что под руку попадется.

(Но лучше все-таки — подпнуть под зад ботинком. Обувью фирменной, дорогущей. Из крокодиловой кожи от Лабутена.
Откуда такое недовольство? Пусть лучше радуются, что я осчастливил их жалкие задницы
прикосновением своей пятки).

Вдруг Зам, звенящий, беспечно-веселый,
солнцем обласканный, приходит. Стучится бойко, уверенно: «Хочу к вам, примете?» И все, пожар сердца, и ботинки — в угол, не нужны больше. И да, заходи, попьем чай, крепкий и горячий, эта чашка теперь твоя, с котятами.

И верстальщик, оказывается, не такой косоглазый.
И у артеров анатомия нормальная, и руки прикрепляются, куда надо.
И виддеры не аналог музыкальной пытки создают, но шедевр киноискусства.

И чудесно, и фейерверки в душе, и покачивает округлыми бедрами Выкладка томная, почти удовлетворенная, готовая.

Замечаю однажды, что Зам мой ходит тревожный, жует губы до крови,
но спокойный наружу и голос ровный, как всегда.
Говорит он, смущаясь:
"Извини, я ошибся. Ошибся, и мы друг другу не подходим.
Свободное плавание — там, за окном, и я к нему.
Но ведь тебе ничего?
Не страшно, да ведь?
Ты сильный, справишься в одиночку, а я уйду
к другим".

И ушел. И паспорт силой забрал, со скандалом, из сейфа, о котором я как-то обмолвился мимоходом, убаюканный объятиями, нежась под теплым пледом.
А я остался.
И вместо слов — хрипы сдавливают горло, а ботинки из крокодиловой кожи ноги снова жмут: нахрен бездельников!

Послушайте!
Ведь если Зам мне изменил с другой командой, и даже не с одной, а несколькими,
значит — это он негодяй, а не я?
Значит — это необходимо: пинать всех ботинком, чтобы в следующий раз тебя не предавали и не разбивали сердце своим уходом,
чтобы каждый вечер
напоминать себе,
что на инсайде я, злой мимокэп с ботинком, теперь звезда?!

И кстати, няша-кэп, с которым меня хотели свести-поженить-посадить на цепь и окольцевать,
с которым мы бы на пару гоняли рыбодебилов и точили пилу,
с которым нарожали множество злых няш
(хитрых и опасных тиранов, что натягивают овечью шкуру, держа за спиной биту трехметровую, а в улыбке таят оскал волчий),
Тебе известен мой ответ, правильно?

Ведь ты не мой Зам, тонко-звонкий, ветреный, для которого в соо кресло по-прежнему стоит незанятое, и тапочки с помпонами,
И фарфоровая чайная чашка в буфете хранится — тоже.

Я — злой мимокэп и всех ебу ботинком, но хочу лишь его, Зама.
Не ботинком и много раз за ночь.

Послушайте! Увидите его — передайте, что я жду этого тупого придурка, ладно?

А не то...

Ну вы поняли.

@темы: драббл, закончен, ориджинал, слеш, R

---

Мы деанонились тут, и мы потрясающие Команда Семеновой сделала меня счастливой, правда

Чуть позже перетащу свои тексты сюда.

Капитан, автор, бартерщик, верстальщик
Визитка	Текст
Тексты G - PG-13	"Оковы" "Будущее"
Тексты R - NC-21	"Двойная награда" "Шрамы украшают?" "Самый драгоценный" "Тайна "Рождение легенды" "Орёл и лебедь"
Челлендж	"Пирожки от Ниилит"
Спецквест	"Светоч негасимый" "Как хорошо получаться на портрете, или советы от Волкодава" "Приговор светлого Солнца" "Мужчины" "Анекдоты"
Внеконкурс	"Волкодав и современная музыка" "Наши миры"
Деанон	Сбор списка деанона, профайлы

---

Название: «Одна из фотографий»
Бета:  Тион, спасибо за помощь!
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр: пре-слэш
Пейринг: динокас
Рейтинг: PG-13
Размер и статус: драббл; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, заявка  Dizzy_Little_Angel, X-6. Сэм с Дэстиэлем на заднем плане. Младший Винчестер хочет сделать фотографию этой счастливой парочки, но когда те начинают позировать, они совершенно не похожи на людей, состоящих в отношениях. Сэм пытается сделать это неожиданно - подкараулить, и вдруг получается настолько удачное фото - как выхваченный кусочек чужого счастья. Если получится Сэмоцентричный флафф, заказчик только порадуется)
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.

читать

Дин, мать его, флиртует.

Сэма словно кто по голове ударяет металлической балкой, и ему хочется смеяться над своей невнимательностью: как он сразу не признал очевидное, когда все было как на ладони? Нет, разумеется, флиртующий Дин не такая уж редкость, брат автоматически переключается в этот модус, стоит в радиусе его видимости появиться любой представительнице противоположного пола. Но то, что тот же режим «очаруй всех окружающих» работает и в присутствии Кастиэля, для Сэма новость. Не сказать, что открытие шокирующее, так как с первого взгляда на эту парочку можно было почувствовать, как между ними искрит, но, тем не менее, оно приводит в замешательство: это все равно, что желать встречи с Санта Клаусом, хотя и догадываться, что он выдуман бурной фантазией старшего брата и отца, и тут же получить неопровержимые доказательства его существования.

Дин ни с кем не ведет себя так, как с Кастиэлем – ставя в одну линию с Сэмом на своей шкале ценностей. Ну, или ниже на одно деление – как показала история, даже хренов апокалипсис не влияет на установку: брат за брата, брат ради брата. Лишь недавно Дин стал относиться к Сэму не как к безалаберному мальчишке, которому нельзя доверять ответственные задания, и изжил комплекс старшего в семье, что радует, если признаться. Сэм ничуть не злится из-за конкуренции в сердце Дина: ведь место младшего брата ангелу не занять, ибо Кастиэль – это Кастиэль, и него другая роль.

Сэм смотрит в окно не отрываясь: перед гаражом припаркована Импала, Дин опирается о ее капот и разговаривает с Касом, стоящим перед ним. Оба оживленно что-то обсуждают, даже на расстоянии заметно, как им комфортно в обществе друг друга. Дин щурится от слепящего солнца, его ноги широко расставлены, и обтягивающие джинсы и футболка слишком хорошо обрисовывают накачанную фигуру. Правую руку он отставил для равновесия назад и потому порой чуть откидывается на Детку, лениво потягиваясь, словно хищник. Когда Дин смеется, то запрокидывает голову, открывая вид на загорелую шею, у него вокруг глаз появляются лучики, а смеется он часто – похоже, что Кастиэлю без труда удается его развеселить. Ангел стоит ровно и прямо, но его поза расслабленная, и в какие-то мгновения он низко наклоняется к Дину, чтобы поведать что-то важное или уловить яснее смысл сказанного. Иногда Дин вспоминает про личное пространство, но чаще хлопает его по плечу или интимно касается рукава бежевого тренча. Дин и Кас стоят так близко, что, кажется, будто они обнимаются или целуются, и если бы кто-нибудь вдруг увидел их вместе, то посчитал бы за счастливую парочку с устоявшимися отношениями.

Позиция Сэма позволяет рассмотреть их лица, но сам разговор не слышен: будто смотришь ТВ-сериал, а у телевизора внезапно накрывается звук, и реплики героев мыльной оперы приходится додумывать самостоятельно.

Что Сэм, собственно, и делает. Он не собирался следить за братом и ангелом, но Сэму нужно сохранить постоянно ускользающие в бурном водовороте жизни мгновения спокойствия и умиротворенности, и фотоальбом требует, чтобы его заполнили снимками-свидетельствами. В памяти под влиянием эстафеты из «неправильного выбора-решения его последствий, разъедающего чувства вины-исправления ошибки, утраты доверия-попытки восстановить его, низкой степени дерьма-высокой степени дерьма», такие картины затираются, тускнеют, что хочется воскликнуть: серьезно? Это не выдумка? Мы правда были когда-то так счастливы и беззаботны?

Сэм настраивает фотоаппарат на увеличение и нажимает на кнопку на его верхней панели несколько раз: вот Дин поднял руку, вот опустил ее, тут Кастиэль улыбнулся кончиками губ, тут посмотрел наверх, словно прислушиваясь к чему-то – «Ангельскому радио», как подкалывал его Дин. Мужчины настолько поглощены друг другом, что не чувствуют слежки. Странно, что и ангел не ощущает сэмов взгляд – любопытный, чуть смущенный, но пристальный. Наверное, им плевать сейчас на весь мир – и даже интересно становится, о чем они разговаривают, раз забыли про все на свете?

Сэму понятен язык жестов и приемы, которыми интуитивно пользуется Дин, ведь он, черт возьми, знает старшего брата как облупленного, чтобы определить, когда тот пытается понравиться кому-то. Слишком часто Винчестерам удавалось избежать проблем со школьной администрацией, менеджерами в гостиничных комплексах, с нервничающими очевидцами сверхъестественного происшествия, стоило Дину ослепительно улыбнуться и задорно подмигнуть. Да что там говорить: Сэм в подростковом возрасте именно у него обучался науке флирта, с восторгом наблюдая, как тот вел себя с девушками. До кувырканий в постели, разумеется, потому что после того, как Дин добивался цели, он становился настоящим козлом.

Разница между Дином обычным и Дином соблазняющим огромна. Первый не обращал внимания на свое поведение, а второй неосознанно вставал в охотничью стойку: его движения – более плавные, улыбка - шире и обаятельней, смех - громче, с ласкающими интонациями, поза – непринужденнее, шутки – остроумнее.

И сейчас Дин именно такой.

Дин чуть закусывает губу, и Сэму почему-то кажется, что Кастиэль тут же прикипает взглядом к его рту. Ангел в излюбленной манере склоняет голову и слега ослабляет галстук, расстегивая воротник своей белой рубашки. Они смотрят друг на друга, и сексуальное напряжение между ними более чем очевидно. Нужно быть действительно глупцом, чтобы не сообразить еще несколько месяцев назад, да что там – несколько лет назад, когда только-только завязалась эта ангело-демонская чехарда, что Дин, черт возьми, сначала неосознанно, но сейчас, вроде бы, уже целенаправленно флиртовал с ангелом Господним.

Небо ярко-синее, под стать солнечному настроению, теплый ветер врывается в приоткрытое окно.

Сэм садится на продавленный диван в гостиной и пролистывает на экране фотоаппарата получившиеся снимки, сглатывая от внезапно появившегося комка в горле: на них Дин кажется моложе и не таким загруженным, как обычно, словно он не провел в Аду сорок лет, не бегал от архангела по всему Раю и не исходил Чистилище вдоль и поперек. В Кастиэле же невозможно разглядеть взбунтовавшегося ангела, предавшего своих братьев и сестер ради человека, бывшего Бога, хранящего в своем сосуде души всех чудовищ и тварей. Возможно, Никон правда лучше Кэнона, и потому у фотоаппарата столь замечательные параметры, среди которых есть опция «преображение действительности в лучшую сторону», но дело скорее в ином. Просто когда Дин и Кас вместе, если нет охоты и никакой гребаный монстр не покушается на жизни людей, они другие. Счастливые.

Пусть Дин его убьет, пусть будет ядовито материться или устроит долгую мозговыносящую разборку, но Сэм знает: завтра в бумажнике брата, рядом со старым, потрепанным снимком – маленьких Дина и Сэма в обнимку с Джоном, появится еще одна фотография.

В какой-то мере – более личная.

@темы: драббл, закончен, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Название:«Ты солнце мое, я ветер твой»
Бета: восхитительная  ijenny ох, как ты намучилась со мной!
Артер: [Akame]
Размер: макси, 29 тыс. слов
Пейринг: Муми-тролль/Снусмумрик
Жанр: слеш; юмор, флафф, чуточку ангста
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: А что ты сделаешь, если твой любимый забудет все, что вас связывало? Снусмумрику пришлось справляться с последствиями заклинания Волшебника, которое тот навел на Муми-тролля.
По сути, продолжение к «Шляпе волшебника», но автор постарался сделать максимально доступно и понятно для тех, кто не знает канона (или забыл его :З).
Предупреждение: Hhjj (happy happy joy joy - о радость, о счастье!) - фанфики, в которых герои без особых трудностей справляются с проблемами, а финал обязательно счастливый.
Примечание: посвящаю замечательной  Филифьонка в ожидании, чтобы хоть как-то выразить благодарность за Обзоры и порадовать. Надеюсь, тебе понравится)))

ССЫЛКА НА СКАЧИВАНИЕ в формате doc. тут, fb2 тут

арт от [Akame]


«Волшебник вздохнул, посидел немного, задумчивый и удрученный, а потом сказал:
— Пусть празднество идет своим чередом! А я вам немного поколдую. Каждому свой фокус! Пожалуйста, задумывайте! Члены Муми- семейства первые!
— Это должны быть вещи, которые видно, или мысли? — чуть помедлив, спросила Муми-мама. — Вы понимаете, что я хочу сказать?
— О да, — ответил Волшебник. — С вещами, конечно, проще, но и мысли тоже можно.
— Тогда мне очень хочется, чтобы Муми-тролль больше не тосковал по Снусмумрику, — сказала Муми-мама.
Волшебник взмахнул плащом, и печаль вмиг покинула сердце Муми-тролля. Тоска сменилась ожиданием, а ведь ожидать куда легче».
(с) «Шляпа волшебника» Туве Янссон

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

короткая, в которой рассказывается о том, как
Снифф, Фрёкен Снорк и Снорк разбудили Муми-тролля, как
последний нашел в своем тайнике странные вещи и почувствовал,
что с ним произошли изменения

Далеко-далеко на севере есть прекрасная долина, которую называют Муми-Долом. В ней растут чудесные цветы с нежными, как шелк, лепестками, на деревьях зреют сочные фрукты, а в реке, вмещавшей в себя множество ручейков и потоков, водится много рыбы. Посреди зеленого луга стоит небольшой аккуратненький домик, замечательный во всем отношении, принадлежащий муми-троллям. Он напоминает печь и выкрашен голубой краской. Калитку и изящный невысокий забор украшает затейливая резьба, ухоженные клумбы пестреют яркими цветами, радуя глаз. Из трубы вьется столб дыма, а двери всегда распахнуты настежь, потому что Муми-семейство славится дружелюбием и гостеприимством. На кухне среди кастрюль и поварешек царствует Мама. Папа, уважаемый всеми тролль, пишет мемуары и мастерит разные поделки. Их сын, Муми-тролль, любит приключения и все, что с ними связано. Старые друзья обожают проводить свободное время в компании Муми-семейства, а зверюшки, незнакомые лично с муми-троллями, знают, что каждого гостя в их доме ожидает стакан подогретого смородинового сока, уютное место для отдыха и забота со стороны всех домочадцев.

Это самая счастливая семья на свете.

***

Солнце приятно грело спинку и гладило мордочку лучами, теплый ветерок подслушивал шепот волн, воздух, упругий и наполненный ароматом цветов с берегов и запахом соли, заставлял сердце биться чаще от радости. Муми-тролль сидел на утесе и любовался прекрасной картиной: огненная полоска заката сменялась жидким янтарем, а бирюзово-зеленоватое море оставалось спокойным. Чья-то знакомая фигура скрывалась в барашках волн, таилась в тени деревьев, пряталась за неподвижными, словно бы привязанными ниточками облаками…

Умиротворение нарушили жизнерадостные голоса:

— … забавно! Не припомню, чтобы Муми-тролль нежился под одеялом, когда даже Снифф уже неделю как проснулся, — бархатный голосок струился золотыми нитями в сон Муми-тролля, наполнял его до краев солнечными зайчиками, отраженными от овального зеркальца, и чем-то приятным, густым, шелковым.

— Вполне вероятно, что он опять не спал зимой, вот и наверстывает сейчас. Ведь уже не раз были подобные инциденты, а мои исследования показывают, что любым троллям необходим целебный и восстанавливающий сон хотя бы по месяцу в год, — второй голос был более грубым, высушенным, как корни растений, хранившиеся в домашней кладовой. Как ни пытался Муми-тролль удержать границы придуманного идеального мира, тот постепенно тускнел, сворачивался в комок, и через миг закатное солнце и море поглотилось белым заревом. — Возможно, нам стоит провести собрание, разбудить его или нет, ведь в Долину уже пришла весна, и он так много всего упускает.

— Если мы это сделаем, Муми-мама рассердится и не даст нам сладкого на обед, — захныкал кто-то третий, окончательно разрушая своим тоном иллюзорную колыбель сна, в которой устроился Муми-тролль. Он со вкусом потянулся и окончательно проснулся.

— Мама никогда не сердится. И вы меня уже разбудили.

Окружающий мир вновь приобретал очертанья, и сквозь белое зарево проступили любопытные мордочки друзей Муми-тролля. Снифф приветливо махнул из стороны в сторону хвостом, сжимая под мышкой свою любимую игрушку. Снорки, брат и сестра, очень похожие на муми-троллей, но обладавшие способностью менять цвет в зависимости от настроения, расплылись в одинаковых улыбках. Снорк, правда, все равно вел себя сдержаннее сестры: он поправил очки и сухо кивнул в знак приветствия. Фрёкен Снорк смущенно спрятала за спину щетку для волос и зеркальце: она любила расчесывать свою густую, длинную, золотистую челку, чем и занималась перед тем, как Муми-тролль подал голос.

— Первое апреля было уже неделю назад, но Снусмумрик еще не появился, не переживай. Наверное, он не пришел потому, что ты еще не проснулся. Муми-мама готовит сладкий пирог. Муми-папа выстругивает ложки. Ондатр окончательно переселился в грот и сказал, что ты имеешь право спать столько, сколько захочешь. Малышка Мю просила передать, что если бы ты сегодня не встал, завтра она вылила бы на тебя ведро с ледяной водой, — любезно сообщил Снорк, снова поправляя очки. Видимо, они были великоваты и постоянно сползали. — Хочу заметить, что тебе все-таки повезло, что мы тебя разбудили до того, как Мю приступила к исполнению задуманного.

С этим трудно было не согласиться.

Муми-тролль представил, как мюмла с хитрющей улыбкой возилась бы с ведром, затаскивая его на второй этаж, как гремел бы нерастаявший лед, как она бы карабкалась на стул или вставала на цыпочки, и улыбнулся. Вообще-то бодрящий душ с утра тоже неплох, особенно когда его устраивают ради тебя, преодолевая большие трудности.

Зеленая весенняя шляпка с цветком, что обожала носить Фрёкен Снорк, игрушка-собачка с пуговками вместо глаз, любимая Сниффом, блокнот и карандаш, с которыми Снорк не расставался — все-таки Муми-тролль соскучился по друзьям.

— Как же я рада твоему пробуждению! — Фрёкен Снорк, словно бы поняв, о чем подумал Муми-тролль, тут же засуетилась. Золотой ножной браслет на ее лапке весело забренчал.

— Тебе снилось что-то фантастически интересное, раз ты не хотел прерывать зимнюю спячку? — встрял Снифф, его глаза искрились любопытством. — Наверное, драгоценные камни размером с кулак, да?

— Нет, — рассеянно отозвался Муми-тролль. Рассказывать свой сон можно не каждому, только друзьям или родственникам, но иногда им не хочется делиться, а хочется оставить своим, сокровенным.

— Кофе и черничный пирог готовы, — донесся из кухни звонкий голос Муми-мамы, и все встрепенулись. Почему-то мама не ударила в гонг, который всегда использовала как сигнал, что пора обедать или ужинать. Возможно, чтобы не мешать досыпать Муми-троллю?..

— Идите, я сейчас приду, — махнул лапой Муми-тролль, и друзья с радостными выкриками побежали кушать лакомство, приготовленной Муми-мамой.

Муми-тролль же попытался понять, что за ощущение царапало изнутри: словно он то ли влез в чужую шкурку, то ли лишился важной части тела. В животе урчало, но любой бы проголодался, почуяв аромат свежей выпечки, да и не в этом дело. А в чем — он никак не мог сообразить.

Комната после долгого сна выглядела незнакомой, и Муми-тролль брал в лапы ту или иную вещь, рассматривая ее, будто бы в первый раз. Он спустился в гостиную, погладил дубовый комод и, задрав мордочку, взглянул на люстру, которую мама очень любила. Главные фамильные драгоценности: серебряный поднос и трамвайчик из пенки на коралловой подставке — находились на самом почетном месте — над камином. Со шкафа доносились подозрительные шорохи, словно на нем кто-то возился и причмокивал во сне, а тиканье настенных часов размеренно отмечало прожитые минуты. Муми-тролль подошел к зеркалу и дотронулся до своего отражения.

В ноябре все муми-тролли впадали в спячку, чтобы переждать ненавистные холода, съев перед этим по тарелке с хвойными иголками. Обычно каждую весну Муми-семейство обнаруживало, что в зимний период у них дома кто-то гостил, так как мебель была передвинута, а в кладовке на полках оставались только пустые банки из-под варенья. Раньше всех просыпался именно Муми-тролль и бежал на мост — ждать прихода Снусмумрика, который возвращался в Долину, когда зима покидала свои владения, обещая вернуться через год.

Муми-тролль подумал о своем лучшем друге: в зеленом одеянии, в старой потрепанной шляпе, с вечной губной гармошкой, на которой он наигрывал великое множество разнообразных мелодий на все случаи жизни. Снусмумрик, порой хмурый, пугающий своей угрюмостью робких зверюшек, порой столь заразительно смеявшийся, что нельзя было не улыбнуться, был изменчивый и неуловимый, и свободный, как ветер. Но вдруг, размышляя о Мумрике, Муми-тролль испугался: что-то было не так! Он погладил свою бархатную мордочку, провел кончиком хвоста по спине и даже подпрыгнул, чтобы быть уверенным, что легко владеет собственным телом. Ушки на месте, четыре лапы и хвост — ничего не изменилось, каким он был перед тем, как погрузиться в сон, таким и стоял теперь перед зеркалом. Но откуда-то возникала уверенность, что до спячки все было по-другому.

Муми-тролль вспомнил летние события: как на берегу моря они нашли шляпу Волшебника, которая преобразовывала любой предмет, что в нее положат, в совершенно иной. Яичная скорлупа превратилась в управляемые и мягчайшие, как вата, облака, плотвички, заплывшие в реке в магический головной убор, обернулись птичками и переругивались, а сам Муми-тролль, играя в прятки и укрывшись под шляпой, стал настоящим стращилищем с глазами-блюдцами и ногами-соломинками.

Он вспомнил, как на острове хатифнаттов Хемуль чуть не сгорел, так как забрал барометр у этих странных, наэлектризованных созданий, которые всегда плыли к горизонту на своих юрких лодочках. Позже в Муми-Дол пожаловали Вифсла и Тофсла с черным чемоданом, хранившим огромный рубин, и страшная Морра пыталась забрать его. А через некоторое время появился красноглазый Волшебник верхом на величественной пантере, который искал Короля Рубинов и на Луне, и на Солнце, а обнаружил его в Долине муми-троллей. Вспомнил, как в награду за находку самого прекрасного и великого из драгоценных камней Волшебник предложил выполнить любое желание…

Муми-тролль вышел из дома никем не замеченным, так как семейство шумело вилками и ложками на кухне. От вида яркого, уже покрытого свежей краской моста затрепетало в груди. Муми-тролль покидал камешки в воду, умудрившись сделать четыре лепешки, погрелся, взгромоздившись на перила. Река журчала, воздух звенел от свежести, а Муми-дом тянулся к небу лепестком красной крыши, словно бы одним из цветов, росших в саду. Запах сирени, древесины с выступившими капельками смолы, свежевскопанной земли — весна приносила с собой тысячу ароматов.

Сон Муми-тролля — практически точное отражение реальности. Ах, как славно жить в Долине, где можно плясать от радости на морском побережье или собирать почтовые марки, не заботясь о чужом мнении, или удить рыбу. Каждая весна знаменуют новую пору в жизни, и сколько обновлений, сколько новых знакомств, сколько ожиданий лучшего связано с ней. Прекрасная пора!..

Долина не изменилась: филифьонки по-прежнему спешили по делам в одинаковых колпаках с кисточками, хемули всех поучали и хвастались друг перед другом коллекциями, кнютты мерзли и робели, мюмлы проводили свободное время в свое удовольствие. Муми-тролль вежливо здоровался со знакомыми и соседями, которые встречались ему на пути, но по большей части сознательно ускорял шаг, когда проходил мимо домов, так что приветствия доносились ему уже в спину. Впрочем, это не мешало Муми-троллю подметить, что у некоторых соседей были ярко выкрашены рамы в домах, кто-то устроил грандиозную стирку, а где-то выросли новые постройки.

Разумеется, надо было проверить и тайники, которых у Муми-тролля по всей долине было великое множество: мало ли, что произошло за целую зиму? Впрочем, опасения были напрасными, все богатства оказались на месте, и даже — Муми-тролль был готов поклясться своим хвостом! — в дупле старого дерева появились новые. По крайней мере, ему точно не принадлежал пакетик, в котором были спрятаны твердые мармеладки, браслет из скорлупок ореха, колода карт и свисток. Плюс ко всему Муми-тролль с восторгом обнаружил среди шишек, мха и хвойных иголок записку: «ПРЕВЕТ. КАК ТИБЯ ЗОВУТ? ЧЕРЕЗ ТВОИ ЦВЕТНЫЕ СТЕКЛЫШКИ МИР КАЖЕТСЯ СПЛАШНЫМ КАРНАВАЛОМ, СПАСИБО. НАДЕЮСЬ ТЫ НЕ ЗЛИШЬСЯ, ЧТО Я ИХ БРАЛ». Видимо, зимой какой-то зверек также использовал дупло как особое место для хранения дорогих для него предметов. И до того удивился, когда заметил припрятанные Муми-троллем сокровища, что решил познакомиться. Муми-тролль порылся в дупле и нашел огрызок карандаша. Высунув язык от усердия, на обратной стороне пергамента он написал: «Я МУМИ-ТРОЛЛЬ. НЕ ПЕРЕЖИВАЙ, ЭТИ СТЕКЛЫШКИ ТЕПЕРЬ ТВОИ. ПОЛЬЗУЙСЯ СКОЛЬКО ХОЧЕШЬ. А КТО ТЫ?» Надо обязательно до следующего ноября придумать какой-нибудь сюрприз для этого зверька — ему наверняка будет приятно вместе с запиской получить и подарок.

Муми-тролль вспомнил о своем Самом Главном Тайнике: круглом гроте, образованном листьями жасмина далеко-далеко от Муми-дома. Ему вдруг показалось очень важным сходить туда, и он чуть-чуть сердился на себя, что не проверил его в первую очередь. К сожалению, в этом тайнике не было неожиданностей, но когда Муми-тролль увидел красивую брошку и засушенный широкий лист, непонятная тоска с новой силой вгрызлась ему в сердце: острое чувство потери, как впившийся в лапу гвоздь, мешал, сводил с ума и не давал сосредоточиться. Муми-тролль уселся на нагретую за день землю и стал рассматривать добычу. На секунду ему показалось, что раньше эти безделушки для него были очень важны, но потом тревожное чувство прошло: в самом деле, как можно забыть о том, что играет какую-то важную роль в жизни?

Брошка была довольно симпатичной, округлой и прозрачно-светлой, словно бы напитавшейся светом. И еще — до странности теплой, она быстро нагрелась, и держать ее в лапах было сплошное удовольствие. Эту брошь, насколько помнил Муми-тролль, давным-давно подарил ему Снусмумрик, и с тех пор она лежала в тайном хранилище. Вторая вещичка на деле оказалась совершенно обычной. Что может быть интересного в засушенном листе, пусть на нем и вырезана была загадочная надпись: «М.Т. Л. С.»? Муми-тролль помнил, что сам выцарапывал ее, помнил гвоздик, которым он это делал, и почему-то плеск воды, но что эти четыре буквы означали? И почему воспоминание о том солнечном весеннем деньке в его памяти осталось словно бы полустертым, без нескольких фрагментов в мозаике, из-за которых невозможно было восстановить целостную картину. Может, шифр переводился как «Марципановый торт лучше суфле» или как «Морра тоже любит солнце», а может — «Мю талантливо ловит снежинки», но такие расшифровки были совершенно неправдоподобны. Так и не докопавшись до истины, Муми-тролль спрятал лист обратно под камень, а вот брошку взял с собой: Фрёкен Снорк порадуется, если ей ее подарить. Снусмумрик не обидится, в конце концов, украшение должно украшать кого-либо, а не валяться без дела.

Домой Муми-тролль вернулся быстро, встретив по дороге малышку Мю, крошечную мюмлу, что могла оседлать даже ветер. Она, зевающая и взъерошенная, шагала по каменной дорожке в саду.

— Засоням теплый привет, как рассвет! — прокричала Мю, посмеялась над невольной рифмой и умчалась, подпрыгивая как мячик, по своим важным делам.

На крыльце сидел Муми-папа в своем черном цилиндре и читал свежую газету: судя по первой полосе, Ёжик выдвигал сенсационные предположения, почему в этом году Снусмумрик настолько задержался.

— Папа, привет!

Муми-папа взглянул на него поверх газеты и поднял повыше, в знак приветствия, стакан с компотом. Хвост он привычно спрятал в карман халата.

— Привет, сын. С весной!

— И тебя, — ответил Муми-тролль и пошел на кухню. Муми-мама в своем любимом красно-белом фартуке плавно передвигалась по зигзагу: от стола к печке, от печки к подоконнику, от подоконника к буфету, от буфета вновь к подоконнику и так далее.

— Эта неугомонная троица все-таки тебя разбудила! — Мама поставила перед Муми-троллем тарелку с черничным пирогом и стакан гоголя-моголя, а рядом с посудой пристроила берестяной кораблик. — Ты исследовал долину? Снифф, Снорк и Фрёкен Снорк как раз ушли тебя искать.

— Ага, — Муми-тролль вяло погрыз корочку вкусного пирога. Есть хотелось, но он не мог, слишком его тревожили непривычные мысли. — Мама, мне кажется, что со мной что-то не так.

— Что именно? — рассеянно отозвалась Муми-мама, вымешивая тесто для какого-то блюда на ужин. Муми-тролль поднялся из-за стола, подошел к маме и уткнулся ей в плечо.

— Я другой, и меня это пугает.

— Ты взрослеешь, солнышко, — мягко заметила Муми-мама и поцеловала Муми-тролля в затылок. — Каждый проходил через это.

— И даже Снифф?

— Нет, Снифф еще маленький, у него чуть позже наступит этот этап в жизни. А вот Снорк повзрослел. И Снусмумрик тоже, пару весен назад.

— Мне не нравится это твое взросление, — буркнул Муми-тролль. — От него я чувствую себя потерянным.

Потерянный. Да, это было подходящее слово.

— Охохонюшки. Золотко, просто помни, что не один, и мы всегда тебя поддержим, хорошо? А сейчас, быть может, попробуем пудинг, как думаешь? Он только что испекся и остывает на подоконнике, поэтому тебе достанется первый, самый вкусный кусочек. Хочешь?

— Конечно.

Муми-мама обняла сына крепче и ласково потерлась о его мордочку, и Муми-тролль почувствовал, как ему стало чуть легче. Подумать только, какие чудеса творит обыкновенная забота, проявленная в нужную минуту — до самого вечера он был в хорошем настроении и искренне пожелал всем спокойной ночи, когда домочадцы разбрелись по собственным комнатам.

Только вот ему самому не спалось. Муми-тролль ворочался с боку на бок: сна не было ни в одном глазу, наверное, потому, что этой весной он проснулся позже всех и успел отдохнуть на несколько ночей вперед. Сначала Муми-тролль слушал, как по стеклу дождик отбивал особый ритм, потом накрылся одеялом с головой, создавая тем самым абсолютную темноту вокруг себя. Вскоре ему стало жарко и душно, и он перевернулся на животик и сложил мордочку на лапки. По спинке кровати ползла какая-то вытянутая черная мелюзга, кажется, это было надпись «утрата». «Утрата» и еще девять тысяч девятьсот девяносто девять слов ожили, когда толстенный словарь иностранных слов оказался в шляпе Волшебника, и, по всей видимости, чары до сих пор не выдохлись, хотя прошло уже столько времени. У буквы «т» края были покусаны, а «у» потеряла плавность в завитушке — может, какой-то злобный муравей позавидовал красоте «утраты» и напал на нее?

Прошел час, и у Муми-тролля появилась идея усыпить себя считалкой: перед его мысленным взором изящно протанцевала уже тридцать шестая Фрёкен Снорк, как две капли воды похожая на оригинал, когда ему надоело это занятие. В конце концов, промаявшись еще достаточно долго, Муми-тролль сбросил с себя одеяло и вскочил с кровати. Ночная прохлада, запах дождя, барабанная дробь капель по крыше и обещание тайны манили из дома, молодой месяц заглядывал в окно, словно бы только и ждал появления Муми-тролля, чтобы провести по лунной тропинке навстречу приключениям. Муми-тролль сел на подоконник и загадал, глядя на луну: пусть он, наконец, поймет, отчего собственная мордочка весь день казалась ему чужой. Ему не нравилась меланхолия, когда хотелось только бродить в одиночестве, задумчиво разглядывать серую завесу дождя (дождь обязателен, потому что грустить при солнечных деньках очень трудно!) и сворачиваться комочком. Три секунды ничего не происходило, а потом Муми-тролля ошпарило пониманием.

У него внутри — пустота! Будто в нем было палящее солнце, которое помогало держаться в холодные дождливые вечера, а теперь оно исчезло, и осталась только память о его существовании. И каким-то образом солнце было завязано на Снусмумрике, потому что там, где у Муми-тролля раньше хранилась его признательность, его преданность и верность, его любовь к Снусмумрику, теперь было безразличие. Но разве бывает такое в жизни? Чтобы после долгой дружбы даже не то чтобы разочароваться, а потерять интерес к кому-то, стать равнодушным? Должна же остаться хотя бы вина за измену, ведь Снусмумрик-то думал, что Муми-тролль по-прежнему его лучший друг.

Муми-тролль огорченно прижался к стеклу. Неужели это все — взросление? Оказывается, оно означает не только свободный доступ в погреб к бочонкам пальмового вина или решение, когда в конце лета зажигать керосиновую лампу на веранде, не только множество пережитых приключений, из которых могли получиться преотличные мемуары, или знание всевозможных рецептов, не только право не спать после двенадцати и давать поручения всем домочадцам. Для Муми-тролля стало неожиданностью, что взросление сопровождается кризисами, сомнениями, тягостными размышлениями по поводу самого себя, бесконечными вопросами, на которые не всегда находятся ответы.

Если вдуматься, быть взрослым очень тяжело.

ГЛАВА ВТОРАЯ,

в которой рассказывается о том, как в Долину возвращается
Снусмумрик и решает поговорить с Волшебником,
как он задумывает путешествие, и как все
поддерживают его идею

Утро было до такой степени пригожее и солнечное, что Муми-тролль сразу догадался: сегодня случится что-то необыкновенное, прямо-таки восхитительное. Возможно, сию же секунду, а возможно, в обед или вечером, когда стемнеет, и в воздухе запорхают светлячки, а глупые мотыльки облепят стекла на веранде. Тяжесть на сердце от ночных размышлений сменило ожидание некого события, которое взбудоражит весь дом. Это превратилось в игру для Муми-тролля, потому он ходил с хитрым видом, а на расспросы отвечал, что ничего не может рассказать, увы, потому что это совершенно секретно.

Муми-семейство, побросав в соломенную корзину продукты, собралось на пикник: погода была идеальной для отдыха на природе. На пляже каждый занялся, чем хотел: Муми-папа, делая вид, что читает книгу, спал в теньке под ярким полосатым зонтиком. Муми-мама расстелила клетчатую скатерть, положив на каждый край по камню, чтобы ветер не сдул ее, зарыла тыквенный сок в песок и готовила разнообразные бутерброды: с сыром и ветчиной, с сардинами и петрушкой, с шоколадной пастой и джемом. Рядом на песке лежала ее огромная, бездонная сумка, наполненная самыми необходимыми вещами, которые могли потребоваться семье в течение дня (неизвестно отчего, но этот минимум тянул килограммов на пять). Снифф ушел в грот по жутко таинственному делу, а Фрёкен Снорк и Муми-тролль купались, благо вода была теплой, как парное молоко.

Говорят, что можно плавать самыми разными способами, но, по мнению Муми-тролля, по-собачьи — лучший из всех. Особенно когда собираешь ракушки для клумбы или жемчуг на ножной браслет: нырять нужно глубоко, а плыть быстро, пока воздух в легких не кончился. На Фрёкен Снорк возложили обязанности хранительницы сокровищ, дарованных морем или выловленных Муми-троллем, поэтому она, щурясь от яркого солнца, нет-нет, да посматривала то на них, то на брата, который ходил по берегу, укутавшись в банное полотенце. Сначала Снорк сам с собой играл в крестики и нолики на мокром песке, а потом ему надоело обыгрывать самого себя и проигрывать самому себе. Бесконечность замкнутого круга.

— Эгегей! — воскликнул вдруг Снорк, привлекая всеобщее внимание (даже Муми-папа подскочил и начал озираться), и нагнулся над камнями. Когда он повернулся, все заметили в его лапах зубастую щуку, запутавшуюся, по всей видимости, в водорослях.

Снорк так и лучился самодовольством.

— Вы только посмотрите, какая она большая! Всегда хотел поймать такую рыбину.

— Надо же, — подивилась Муми-мама. — Ты всего-навсего бездумно гулял по пляжу, а наткнулся на нашу будущую уху!

Так всегда бывает: думаешь о посторонних вещах и неожиданно получаешь то, что желал. Наверное, все дело в том, что мечтам нужно «созреть», обрести большую насыщенность, чтобы в нужный момент сразить наповал точным попаданием в цель.

— Лучше бы ты наткнулся на кастрюлю, полную уже-не-будущей ухи. Я бы не отказался сию секунду от горячей похлебки, — сказал Муми-папа под аккомпанемент заурчавшего желудка, и Муми-мама засмеялись.

— Попробуй пока бутерброды, дорогой.

Муми-тролль тоже вынырнул с богатым уловом: в его лапах переливалась перламутром красивая ракушка.

— Это тебе, Фрёкен Снорк.

Фрёкен Снорк вспыхнула, принимая подарок. Солнечные лучи делали ее бархатную шерстку жемчужной, а ее улыбка могла ослепить не хуже солнца. Похоже, она очень любила получать милые безделушки в дар.

— Спасибо! Но… Муми-тролль, ты в порядке?

— Да, а что?

Фрёкен Снорк сама смутилась от своего смелого вопроса.

— Просто ты всегда ждешь Снусмумрика на мосту, а не проводишь время рядом со мной.

— Если тебе не нравится, я не буду, — обиделся Муми-тролль, но Фрёкен Снорк покачала головой:

— Ты неправильно понял, я не против. Просто, надеюсь, вы с Мумриком не поссорились!

Фрёкен Снорк беспокойно повела хвостиком: она чувствовала, что чем-то расстроила Муми-тролля, но тот и сам не знал, почему вдруг стал молчаливым и угрюмым. Видимо, такую реакцию у него вызвало само имя лучшего друга, но он не понимал причины. Да и вообще, почему именно Снусмумрик — его лучший друг? Скорее им был Снифф, ведь они имели больше общего: оба впадали зимой в спячку, оба любили мамин кофе и часто вместе играли. Снусмумрик же появлялся в Долине лишь на несколько месяцев и мог отправиться в дальние края, ни с кем не простившись или же оставив письмо, которое повторялось из года в год. Словно так трудно перетасовать колоду и сделать новую раскладку: сочинить что-то новое.

Возможно, Снусмумрик заранее под копирку написал несколько пачек прощальных писем и спрятал их в каком-нибудь тайнике. Смешно, но если раньше Муми-троллю стало бы обидно до горького комка в горле при подобной мысли, то сейчас он подумал, что это довольно мудрая тактика.

Почему-то с самого пробуждения или даже еще раньше, прошлым летом, после… после празднества с Волшебником, да, Муми-тролль сам не походил на себя. Наверное, так сказывалось то самое взросление.

Когда Муми-семейство вернулось домой после пикника, выяснилось, что в доме кто-то побывал. По крайней мере, на столе, рядом с пустым кувшином, красовался горшок с незнакомым кустом. Роскошные огненные бутоны в обрамлении зубчатых листьев, сладковатый, удушливый аромат, напоминающий мед, карамель и корицу одновременно — в Долине таких цветов не знали.

Муми-мама всплеснула лапками и взглянула на Муми-тролля:

— Золотце, откуда ты достал такую красоту? И зачем выпил простоквашу? Я же хотела отнести ее в грот Ондатру.

— Почему когда что-то в доме происходит, то всегда виноват я? — возмутился Муми-тролль. — Может, это кто-нибудь другой? Тем более, что за зиму в шкафу в гостиной кто-то завелся: я слышал странные шорохи. Вдруг этот зверек обиделся, что мы не позвали его с собой, и в наше отсутствие решил прогуляться по дому, опечаленный и голодный?

Словно в подтверждение его слов над шкафом что-то зашебуршалось, но никто не успел испугаться, как показалась заспанная мордочка малышки Мю, которая уснула в любимой корзинке для шитья, затащив ее наверх. По всей видимости, в шкафу завелся не кто-то, а самая маленькая и вредная мюмла на свете.

— Потому что ты всегда ведешь себя подозрительно, — зевнула малышка Мю. Ее глаза светились, как два фонарика. — Взгляни на меня: лежу в теплом, уютном месте, никого не трогаю, молчу — кто догадается, что это я притащила цветы и выпила простоквашу, не признайся я сейчас в этом?

Муми-тролль отмахнулся.

—Ты сама принесла такое большое растение? Не говори, пожалуйста, глупостей.

— Ну что такое? — огорчилась малышка Мю. — Только решишь сознаться в своих проказах, а никто не верит! Или ты думаешь, что раз я такая маленькая, то мне это не под силу? А ты знаешь, что муравьи могут поднять вес, в триста раз превышающий их собственный? А когда я голодная, могу запросто съесть слона.

— Ты только что проснулась, — привел свой аргумент Снорк.

— Может и проснулась, а может, только делаю вид. Подумать только, до чего вас легко обвести вокруг пальца. Хорошо, что вас все любят.

— Мю, лапонька, говори уже, кто тут был, — добродушно попросила Муми-мама. — Надо ли мне кипятить чайник, чтобы напоить гостя горячим шоколадом, ставить новую кровать и взбивать подушки?

Мю зевнула еще шире, цепко взглянула на Муми-тролля и скомандовала:

— Чайник ставить, горячим шоколадом поить, подушки и кровать не нужны, потому что этот знакомый незнакомец предпочитает дрыхнуть на свежем воздухе.

— Душа моя, ты про кого говоришь? Мы не поняли.

Один из присутствующих готов был поспорить с Муми-мамой, но не стал этого делать. Сердце Муми-тролля затрепетало, как птичка в силках, почему-то стало трудно дышать, и вдруг ни с того ни с сего захотелось забиться в угол.

— До чего же вы недогадливые. Снусмумрик вернулся.

Все домочадцы, вплоть до Снорка, с каким-то пониманием, которое мгновением позже сменилось озадаченностью и растерянностью, посмотрели на Муми-тролля. Возможно, раньше он бы от этой вести подпрыгнул до потолка и рванул разыскивать лучшего друга, но сейчас этого не хотелось — никто ведь не обязан делать то, что ему не нравится, даже если все остальные ждут этого, верно?

Муми-мама немедленно побежала заводить тесто на праздничный торт. Ее веселое насвистывание и звон посуды привычно разрушали сосущую тишину, в которой так хорошо плодятся лишние мысли и тревоги, и Муми-тролль смог немного успокоиться.

Вскоре пожаловал Снусмумрик. По его словам, он заходил поздороваться, но никого не было дома, а потом улаживал важные дела. Его тотчас усадили за стол с испеченным тортиком и засыпали вопросами, перебивая друг друга. Впрочем, Снусмумрик никого не слушал и рассказывал скорее для себя, погрузившись в воспоминания. Выглядел он почему-то расстроенным, но от теплого приема чуть-чуть приободрился. Его речь лилась ровно и гладко, словно бы он заранее подобрал слова и обточил свой рассказ в идеальную форму.

— В этот году я посетил очень необычную страну, где было жарко до умопомрачения и постоянно шел дождь. Порой ливень длился всего несколько минут, но дождевой воды собиралось так много, что казалось, будто наступало наводнение. В лесу было очень влажно, по земле змеились воздушные корни деревьев, а по стволам — лианы. Множество цветов и папоротников, мох и зеленый ковер на земле удивляли. Я решил выкопать чудной цветок, который все равно не в силах передать картину, что я тогда видел, чтобы он украшал вашу клумбу. Вдруг вы когда-нибудь соблазнитесь на подобное путешествие.

— Спасибо, Снусмумрик, — порадовалась Муми-мама. — Мне очень нравится!

— Неужели тебе не встречался кто-нибудь страшный? — разочарованно протянула малышка Мю. Она сидела на столе и деловито потягивала душистый чай из своей чашки, маленькой, как раз ей по размеру.

Снифф прижал ушки к голове, его голос задрожал:

— Нет! Не надо портить такую хорошую историю никакими монстрами.

— На самом деле мне очень надоели термиты. Они постоянно заползали в палатку, под одежду и пребольно кусались… — Снусмумрик запнулся. Он не отрываясь смотрел на блестящую брошку Фрёкен Снорк, отчего Фрёкен Снорк не выдержала и смущенно пояснила:

— Это мне Муми-тролль подарил. Прелестно, да?

— Очень, — подтвердил Снусмумрик и странно скривился, будто у него резко разболелся зуб. Было видно, что он с трудом оторвал взгляд от украшения. — Так вот, термиты там повсюду.

Снифф воодушевился, его усы воинственно встопорщились, как иголки ежика:

— Термиты? Ха, дайте мне тапок в лапы, и я покажу, насколько я их боюсь.

Муми-тролль почти сразу ушел после того, как Снусмумрик спросил про брошь: бочком-бочком, и в коридор, на улицу, оттуда — к морю, благо у лихого странника было много благодарных слушателей, которые в нужный момент охали, вздыхали и смеялись или презабавно морщились. Оставался шанс, что Снусмумрик и не заметил некрасивое поведение Муми-тролля, не догадался, что друг отчего-то не мог находиться рядом с ним, как и не мог прийдти на мост. Муми-тролль видел в окно, что Мумрик ждал его, облокотившись о перила, но как ни заставлял, как ни уговаривал себя — не пошел. Страшился оставаться наедине с ним, повел себя, как последний трус, потому что до сих пор не разобрался, что с ним творится.

Волны мерно покачивались и поддерживали невесомого, как пушинка, Муми-тролля. Он, раскинувшись на воде в виде звезды, смотрел, как солнце, утомившись за день, укрывается одеялом горизонта, тени постепенно отвоевывают каждый уголок на земле у света, и представлял Снусмумрика в лесу. Деревья, чьи стволы были чуть меньше, чем одна нога дронта Эдварда, высокие и могучие, тянущиеся к небу, и маленькая фигура Снусмумрика, который на их фоне терялся, растворялся в зелени окружающего мира.

К сожалению, любимое занятие не улучшило настроение. Кажется, у Муми-тролля даже поднялась температура от расстройства и волнений, и ему пришлось вернуться домой. Муми-мама сразу почувствовала неладное: едва она заприметила сына — сразу сунула ему тарелку с золотистыми оладьями и малиновым вареньем и потрогала лоб лапой.

— Душа моя, у тебя не болит горлышко? Ты выглядишь подавленным. Хочешь, разведу тебе порошок против ангины? В бабушкиных записях я недавно встречала интересный рецепт с имбирем и гвоздикой. Кстати, тебя искал Снусмумрик…

Муми-тролль не стал дожидаться окончания предложения и поднялся в свою комнату. Стены сужались, давили, словно бы решетки в клетке, поэтому Муми-тролль спустился по веревочной лестнице и сбежал в лесок, где все семейство выпускало пар. Умение Муми-мамы предугадывать его действия и понимать, что ему хотелось, сегодня было слишком назойливым. Порой родственники до того раздражали, что Муми-тролль хотел скрыться на край света от их заботы.

Мамина стряпня не исправила положение, Муми-тролль по-прежнему чувствовал себя больным. Может быть, он произнес какое-то запретное слово, сам того не заметив? Всякий знает, что от некоторых фраз начинают расти бородавки на пальцах, появляется заиканье и шерстка до пола. Вдруг от каких-нибудь рождаются дыры в груди и отчаянно ноет сердце?

Муми-тролль до того погрузился в размышления, что очнулся лишь от того, что кто-то тряс его за плечо. Перед Муми-троллем вырос розовый и упругий, как карандашная резинка, нос и черные, сердитые глазки. Ондатр собственной персоной. У него в руках была кружка с простоквашей, а вокруг рта — пышные молочные усы.

— Почему ты тут гуляешь, Муми-тролль? — поза руки в боки и вздыбленная шерсть — Ондатр был недоволен больше обычного. — Разумеется, крайне глупо тратить время на этот нелепый разговор, но разве ты не должен в данный момент встречать юного Снусмумрика, ведь ты его так всегда ждешь?

Все, что копилось в течение дня, прорвалось раздраженным криком:

— Да что вы заладили с этим Снусмумриком?! Не ждал я его, ясно?!

Все его смятение, недовольство, отчасти злость на окружающих, отчасти на самого себя. У Муми-тролля было чувство, что он сорвался с обрыва, и дыхание перехватило от сказанного. Ондатр не выглядел впечатленным, и, по всей видимости, спорить с философом или кричать на него удобно, потому что тот считает себя выше любых ссор и никогда не обидится.

— Мне-то зачем об этом сообщать? Пожалуйста, не жди его дальше, но в другом месте, изволь. Тут я всегда пью простоквашу и думаю о предопределенности жизни.

— Так сразу бы и сказал, что я занял твою лежанку, — буркнул Муми-тролль, но все же поднялся с земли и отошел в сторону. Обычно Ондатр спал в своем гамаке, нежась под ласковыми лучами весеннего солнца, или в гроте читал любимую книгу «О тщете всего сущего» и рассуждал об иллюзии личности, которая на самом деле состоит из ощущений, или о чем-то в этом роде. Сейчас же, назло Муми-троллю, наверное, он перебрался сюда. А может, во всем виновата простокваша. Вдруг у нее был такой побочный эффект, о котором никто, кроме Муми-тролля, не догадывался? Он подозревал, что простокваша странно действует на характер, и вот нате вам пожалуйста. Ондатр, никогда не вмешивающийся ни в чьи дела, вдруг дает советы и сознательно нарушает чужое личное пространство.

Муми-тролль, размышляя об ответе Ондатра, странных свойствах кисломолочных продуктов и лучшем друге, не сразу сообразил, что Снусмумрик не придуман его воображением, а в действительности стоит перед ним. Странник был бледнее обычного, и губы у него дрожали, хотя он пытался это скрыть. Муми-тролль понял, что Мумрик слышал их разговор с Ондатром, и ему стало тоскливо. Почему так тяжко на душе?

— Значит, это правда, — горестно прошептал Снусмумрик, глядя себе под ноги. — Белки-болтушки сказали, что мне незачем возвращаться в Долину, потому что меня тут никто не ждет, да я не верил, думал, что они дразнятся.

— Неправда! Тебя ждала мама. Папа. Снифф. Снорк и Фрёкен Снорк. Ну и я.

— Вот именно. Ты — в самом конце! — разозлился Снусмумрик. — Раньше все было по-другому.

— Ты по-прежнему мой лучший друг, Мумрик, и если я стал любить тебя чуть меньше, то только потому, что я повзрослел.

Наступившее молчанье было невыносимым: Муми-тролль лучше согласился бы вытерпеть занудную болтовню Снорка и Ондатра, перемыл бы всю посуду в раковине, на какую указала бы мама, или даже стал на пару часов узником в тюрьме Хемуля-полицейского.

— Ты на что-то обиделся, Муми-тролль?

О да, это был бы идеальный выход. Обиженный выигрывает хотя бы потому, что вокруг него прыгают и пытаются заслужить прощение, и легко объясняется его холодность, раздражительность и равнодушие по отношению к обидчику. Вообще ссориться нужно хотя бы для того, чтобы потом со вкусом мириться.

Но Муми-тролль не хотел обманывать Снусмумрика.

— Нет.

— Тогда почему ты даришь мои подарки другим?

— Ты про брошку, что ли? Прости, не знал, что нужно спрашивать твое разрешение, — уязвленно заметил Муми-тролль. — Я думал, что ты тоже порадуешься, ведь Фрёкен Снорк теперь такая красавица.

—Да не в этой брошке дело! А в том, почему ты это сделал. Ты ведешь себя так, будто я пустое место. Что происходит, Муми-тролль?

— Сам не знаю, — не встречаясь глазами с другом, ответил Муми-тролль и побрел прочь.

Все, что говорил Снусмумрик, было правильно. Но почему же у него сейчас нет таких чувств, как раньше, почему Муми-тролль легче переносит его отсутствие и не ждет каждой встречи с тем же пылом? Что изменилось? Муми-тролль остался прежним, он уже выяснил это, так может, изменился Снусмумрик?

Муми-тролль начал размышлять, почему ему так всегда нравился Мумрик.

Снусмумрик хоть иногда и был молчаливее пня, порой рассказывал забавные истории о своих ежегодных путешествиях. Вечный странник, никогда не сидящий на месте, которому убегающая вдаль дорога и походной костер были милее, чем домашний очаг. В кармане его зеленого плаща лежала губная гармошка из золота и розового дерева, рождавшая песни, от которых хотелось сворачивать горы и взлетать. Снусмумрик мастерски обыгрывал всех в покер, а удить рыбу вместе с ним до недавнего времени было любимое занятие Муми-тролля.

Раз за разом, когда Снусмумрик замыкался, вешал на входе табличку «Не беспокоить» и закрывал доступ к себе, а ключ выбрасывал в море, Муми-тролль настойчиво стучался в запертую дверь, заставлял пускать его к себе. А сейчас — уже не хотелось.

— В этом вопросе надо разбираться долго и вдумчиво, — сказал себе Муми-тролль. Как славно, наверное, жилось малышке Мю, которая существовала в двух режимах: сильно злясь или до безумия радуясь. А иногда она вела себя столь невыносимо, задирая всех подряд, что единственное спасение заключалось в горловом пении — почему-то крошечная мюмла не выносила его, хотя Муми-тролль считал себя довольно артистичной натурой с прирожденными вокальными данными.

— Приглядись внимательней, ведь все у тебя перед глазами, — раздался чей-то незнакомый голос из кустов. Было темно, и легко можно было вообразить, что это говорит сама природа, сам мир, сама Вселенная. Муми-тролль постоял еще немного, прислушиваясь к ночным звукам, но так как загадочный ночной зверек больше ничего не произнес, то он пошел к дому с медовыми окнами, наполовину прикрытыми занавесками.

***

На следующий день Муми-тролль решил вести себя так, как будто почти-ссоры не было. Он вежливо, хотя и чуточку наигранно раскланялся со Снусмумриком, но потом, заметив его болезненную бледность и темные круги под глазами, с искренним участием посоветовал выспаться с дороги. Снусмумрик скользнул по нему странным взглядом, но ничего не сказал: было видно, что у него в мыслях затевалось какое-то дело, потому что он ходил с задумчивым видом и без конца расспрашивал всех о прошедшем лете.

— Мне нужно поговорить с этим Волшебником. Прямо сейчас, — решительно заявил Снусмумрик во время завтрака.

— Боюсь, дружок, что это невозможно, — сказал Муми-папа. — Конечно, ты можешь написать письмо, но кто знает, когда оно дойдет, верно? Ведь Волшебник живет на высокой-превысокой горе, в доме без дверей и окон. И, скорее всего, у него там даже почтового ящика нет.

— Существует обряд, с помощью которого можно вызвать Волшебника и пообщаться на расстоянии. Правда, потребуются некоторые ингредиенты.

— А откуда ты все это знаешь? — вспылил Муми-тролль.

— Слыхал, — ответил Снусумрик.

— От черного дрозда? — чуть насмешливо поинтересовался Муми-тролль, но тут же устыдился. Чего он так нервничает?

Снусмумрик не выглядел задетым, он спокойно продолжал завтракать, хотя и отвечал без намека на улыбку:

— Нет. Из более надежных источников.

— В любом случае, — вмешался Снорк, которому всегда все нужно было держать под контролем, — если мы найдем эти ингредиенты, ты знаешь, что делать дальше?

— Знаю.

И Снусмумрик не соврал. Он, не прося никого о помощи, самостоятельно разыскал необходимое, смешал в миске травки и кинул в костер, который развел на поляне недалеко от дома. Снусмумрик прочитал волшебный стишок-заклинание, повернулся три раза налево, а потом поднял одну руку и повернулся направо. Внезапно огонь разгорелся ярче, пламя взметнулось в небо, и сначала показалась шляпа, потом брови и глаза Волшебника, а потом вырисовалось его лицо, шея и плечи.

— … да, и если он еще так себя поведет, я превращу его трость в удава. Подожди-ка секунду, — Волшебник моргнул, прищурился, осматриваясь. — Ну надо же! Зверюшки из Долины Муми-троллей. Кто вас научил такой магии? Как поживаете?

Оранжевые, как закат, курчавые волосы, красные глаза, яично-желтый галстук-бабочка и кусочек выглядывающего чудовищно пестрого воротника: Волшебник определенно любил яркие цвета.

— У нас все хорошо, — хором ответили друзья.

— Только пурпурный парус лодки, которую вы мне наколдовали, порозовел, — пожаловался Снифф. — Розовый подарок мне не нравится.

Волшебник щелкнул пальцами.

— Проверь завтра утром, может, тебе только так показалось, малютка.

Снусмумрик непривычно холодно посмотрел на Волшебника, и тот сразу же сосредоточился на нем.

— Насколько я понимаю, это вы, молодой человек, инициатор вызова? Неужели стол с яствами, который по желанию Муми-тролля отправился к вам во время вашего путешествия, приземлился в неудобном месте? — смешок прозвучал неуместно, и потому последовал вопрос на полном серьезе: — Что вы хотели?

— Спасибо за угощение, в тот раз я очень удивился, получив подобный подарок, хотя и не знал, что об этом вас попросил Муми-тролль. Если честно, то, что мне хотелось бы обсудить, непосредственно касается прошлогоднего лета и последствий некоторых заклинаний.

Все затаили дыхание — наконец-то прояснится хоть одна тайна! — но Снусмумрик покачал головой и обвел друзей суровым взглядом.

— У меня с Волшебником будет личный разговор, хорошо? Заткните уши, а лучше вообще отойдите.

Все дружно, хоть и с неохотой повернулись к костру спинками и сделали несколько шагов от него. Снифф честно не собирался подслушивать, но во всем был виноват сам Снусмумрик, который начал горячиться и повышать голос. (Снусмумрика редко можно было вывести из себя, и это был один из уникальных случаев!) Кто виноват, что уши у Сниффа чуткие, а глаза большие и зоркие? Покосившись влево, Снифф увидел спокойно стоявшую Фрёкен Снорк, вдобавок ко всему закрывшую мордочку ладошками, чуть поодаль от нее скучавший Снорк от нечего делать рисовал в воздухе таблицу умножения, кажется. Зато справа крутился Муми-тролль, усиленно делая вид, что ему совершенно не интересно, какие секреты были у Снусмурика с Волшебником, и тем самым как раз-таки и вызывая подозрение. Поэтому Снифф решил со спокойной совестью поддаться собственному любопытству и исподтишка оглядывался, наблюдая за беседующими.

— …То есть вы хотите сказать, что когда Муми-мама загадала, чтобы он больше не тосковал по мне, из его сердца исчезла не только тоска, но и л…

Снифф не понял, что именно исчезло из сердца Муми-тролля, и с досады сильно укусил себя за хвост. Боль не дала расслышать дальнейшие слова. Когда Снифф пришел в себя и снова прислушался, Снусмумрик и Волшебник обсуждали уже другое.

— …Послушай, я не могу знать точно, подействует ли на расстоянии моя магия и пропадут ли последствия того заклинания. Вполне возможно, что его равнодушие — это навсегда.

— И какое решение вы предлагаете? Должно же быть…

От налетевшего ветра зашумели деревья в саду, и слова потонули в шелесте листвы.

— …создать новые чувства. По крайней мере, теперь он не выделяет тебя из ряда других, как, возможно, было раньше.

— Было! Я не ценил и не замечал это особое отношение, пока не лишился его, — горько усмехнулся Снусмумрик. — Но ведь это будет не то. Вы ведь навяжете ему чужое.

— Верно. Дай-ка подумать. Хм.

Волшебник скрестил пальцы домиком и оперся на них подбородком.

— Я полагаю… Хм, есть один способ. Довольно сложный, требующий большого напряжения и сил, причем нет гарантий, что все получится. Это просто возможность снова завоевать… — Снифф не расслышал кого или что. Хм, может, Волшебник собирался подсказать Снусмумрику, где стоит замок с драконом (как раз такой, с каким справился бы Снифф), который охраняет принцессу, чье расположение можно завоевать, победив ящера? По крайней мере, Снифф всегда мечтал совершить подобный подвиг и познакомиться с какой-нибудь прекрасной девой. Желательно с богатым приданым.

Волшебник тем временем продолжал:

— …А если у тебя не получится, то ты пообещаешь мне не тревожить его попусту, потому что последствия могут быть катастрофическими. Память или чувства должны вернуться самостоятельно. Ты дашь мне честное слово?

— Да.

Снифф подумал, что зря Волшебник не попросил Снусмумрика дать священную клятву: «Пусть бездна поглотит меня, пусть грифы склюют мои высохшие кости, пусть я никогда больше не попробую мороженое, если я не выполню свое обещание». Потому что честное слово, разумеется, преотлично можно развернуть на сто восемьдесят градусов, если потребуется.

— Мне очень жаль, что так получилось и… — Волшебник прервал сам себя, а потом неловко закончил: — Если ты согласишься, в случае чего я помогу… изгнать твою тоску.

Снусмумрик презрительно хмыкнул.

— Нет уж. Что, если от этого заклинания я забуду, почему любил ветер? Как прекрасно просыпаться каждый раз на новом месте? Что, если я потеряю себя? Спасибо, вы уже один раз помогли, больше не надо. Если что… я справлюсь.

От мертвенного тона Снусмумрика повеяло обреченностью, и Снифф задрожал. Волшебник в отчаянии подергал свой криво завязанный галстук.

— Я хотел сделать всех чуточку счастливее, чем они были, но, кажется, перестарался. Тьфу, надо было стать темным волшебником, потому что творить добро намного сложнее, чем зло.

Головешки дров потрескивали, пахло дымом и травами.

— Дорогие все! Можно уже не притворяться, что вы не слушаете, — вдруг властно сказал Волшебник. Снифф, Снорк, Фрёкен Снорк и Муми-тролль повернулись к нему. — Ваш друг обратился ко мне с одной просьбой, которую я обязан исполнить, так как все случилось из-за моей невнимательности. Но для решения проблемы необходимо, чтобы сам Снусмумрик пришел ко мне. Я живу на краю света, мой дом стоит на вершине самой высокой горы, черной, как сажа, и гладкой, как шелк. Снусмумрика ожидает нелегкое, полное опасностей путешествие, и если кто пожелает сопровождать его…

— Я готов, — тотчас же вызвался Муми-тролль. Во-первых, он не мог бросить друга в затруднительном положении, во-вторых, его всегда манили дороги и желание исследовать еще не открытые тропинки, чтобы первым ступить на какую-нибудь идеальную поляну, узнать, что именно скрывалось в голубой дали, посмотреть еще что-нибудь, кроме Муми-Дола. Кроме того, его не покидало смутное ощущение, что Волшебник обращался конкретно к нему, хоть и не сводил красных глаз со Снусмумрика.

— И я пойду! — воскликнула Фрёкен Снорк. Снифф жадно спросил:

— А мы найдем клад по пути?

— Все может быть, — дружелюбно отозвался Волшебник.

— Тогда я согласен.

— Это самое нелогичное и спонтанное решение, но так и быть, — вздохнул Снорк. — Для большей вероятности достижения успешного результата я прямо сейчас набросаю план наших дальнейших действий.

— Отлично, тогда запоминайте маршрут. Вам нужно пройти топи и болота, пробраться мимо спящего в пещере монстра, не замерзнуть в Мертвой пустоши и не умереть от жажды в пустыне, не свалиться в бездну и не заблудиться в дремучем лесу. Именно так вы доберетесь до края мира, где… Кто выпустил попугаев из клетки?! — вдруг завопил Волшебник. — Простите, друзья, мне надо спешить. Жду вас у себя в гостях и… Багира, не дай им улететь! За хвост их, за хво-о-ост!

С этим криком Волшебник пропал, и костер стал обычным костром. После друзья залили его водой, так как нужно всегда соблюдать меры предосторожности, и началось бурное обсуждение эффектного исчезновения Волшебника и предстоящего похода. Лишь один Снумурик молчал, изредка поглядывал на Муми-тролля и пускал кольца дыма из трубки.

Когда друзья вернулись домой и рассказали все остальному семейству, Муми-мама тотчас же побежала заворачивать лепешки в полотенца и готовить порошки от всяческих хворей. Ни Муми-тролль, ни тем более остальные не стали ей мешать. Мамам нравится собирать сумку в дорогу, вычеркивать из списка необходимых вещей уже уложенные и пытаться немагическим способом расширить возможности сумки, проще говоря — впихнуть все, что не хочет влезать. Хотя ни одна из мам не любит расставания.

Малышка Мю, разумеется, тоже решила пойти, впрочем, тут же оговорившись, что она будет их сопровождать до тех пор, пока это отвечает ее интересам, и часто будет отлучаться по собственным делам. Муми-мама одарила Сниффа и Снусмумрика вязаными шарфами и шерстяными носками (у Муми-тролля, Мю и Снорков их было, кажется, по несколько пар на один день недели). Сниффу — потому, что он в детстве у него произошло воспаление уха, и теперь приходилось постоянно утепляться, а Снусмумрику, кроме Муми-мамы, никто бы и не подарил их. А ведь как прекрасно, когда кто-то вяжет тебе шерстяные носки!

Отправляться навстречу приключениям решено было завтра на рассвете.

@темы: закончен, Moomins, макси, фанфик, слеш, PG-13

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: «Женская интуиция»
Бета: нет
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр: пре-слэш
Пейринг: динокас
Рейтинг: PG-13
Размер и статус: мини; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, заявка  алКошка, XII-18. Кас/Дин, Чарли. Втроём сидят в баре, Дин пытается склеить какую-нибудь девушку, но Чарли, глядя на реакцию Каса, перебивает все его попытки. "- Милая, он занят. Зато я свободна!" H!
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.



Непостижимым образом Чарли Брэдберри вошла в число тех женщин, которых Дин Винчестер искренне уважал и любил. Их было не так много: Кэсси, Тесса, Эллен, Джо и, наконец, Лиза, но Чарли занимала в этом коротком списке особое место. Потому что такого друга, как она, Дин еще не встречал. Импала ей понравилась с первого взгляда, правильная реакция на различные истории добавили очков в ее пользу, за бургеры и картошку-фри она была готова продать душу, ее шутки были действительно смешными, и иной раз бывало, что Чарли даже уводила коронные фразы Дина, плюс выяснилось, что и охотница из талантливой хакерши вышла неплохая. Кроме того, Дина и Чарли объединяла любовь к Скарлетт Йохансон, что одновременно являлось и главной преградой — если бы им вздумалось перевести отношения на другой уровень. С Чарли, конечно, а не голливудской красоткой.

Не сказать, что это расстраивало: Чарли была самой классной девчонкой, из всех, кого он знал, с потрясающей обаятельностью и неунывающим характером, и Дин благодаря ей признал, что существовали родственные души, с которыми получился бы идеальный союз. Впрочем, у него было несколько знакомств, которые могли окончиться чем-то большим, чем недолгие встречи, но всегда что-то мешало. В большинстве случаев этим «что-то» оказывался образ жизни, которого придерживался Дин, семейный бизнес, возложенный на его плечи несчастливыми стечениями обстоятельств. В случае же с Чарли возникала иная причина: ее игра за другую команду, и, возможно, если бы не это… Хотя, скорее всего Дину необходим был особый человек, способный перенести все тяготы жизни охотника и при этом не превратиться в его ахиллесову пяту и мишень для монстров, пусть с трудным характером, обидчивостью и наивностью ребенка, но с решительностью и верой в собственные силы. Хм, ладно, пусть и не совсем человек.

Как бы там ни было, история с левиафанами, эпическая битва за Мундор, сражение в созданном джинном «Кровавом испуге» и раскрытая тайна Чарли здорово их сдружили, поэтому, когда подготовка к третьему испытанию вновь привели Винчестеров в один из городов Канзаса, они решили созвониться с Чарли. Та предложила посидеть в баре и поделиться новостями, так как они не виделись несколько месяцев со своего последнего общего дела, но Сэм, который гнал Импалу без отдыха восемь часов, предпочел выспаться в отеле, а не сидеть в шумном помещении. Дин видел, что второе испытание подействовало на младшего брата сильнее, чем первое, поэтому не возражал, но сам решил проветриться.

Бар, куда пригласила его Чарли, оказался, по всей видимости, «для своих» — любителей ролевых игр, так дощатый пол, бревенчатые стены, деревянные подносы и перекрещенные мечи на стенах были стилизованны под средневековую, ну или эльфийскую, черт ее разберет, таверну. Кроме того, пока Дин и Чарли пробирались к свободному столику в углу зала, по меньшей мере дюжина человек обратились к ней: «Ваше Величество».

Атмосфера бара Дину понравилась, да и миловидная официантка в провоцирующей короткой юбке и с вызывающим декольте, которая принесла заказ и расставляла на столе кружки с пивом, с удовольствием отвечала на флирт Дина. Так как Чарли была своим в доску парнем, Дин свободно в ее присутствии заигрывал с другой девушкой: та довольно улыбалась, и не было сомнений, что как только смена у нее закончится, она обрадуется, если Дин проводит ее до дома и потом зайдет на чашечку чая. Определенно, финал этого вечера обещал стать зажигательным.

— Дин, я тебя не понимаю, — заявила Чарли, проводив официантку внимательным взглядом и сделав хороший глоток темного пива. Дин фыркнул: пересекающиеся интересы, да.

— Конечно, ведь ты не привыкла общаться с нормальными людьми, а я не программа со странными параметрами.

— Алгоритм заданных ей действий я, по крайней мере, просчитать могу. А вот твой — хоть убей. Вот скажи, зачем ты клеишь эту официантку…

— Ведь я сама хочу ее склеить, — засмеялся Дин, запрокинув голову. — Эй, даже если мы соперники, твои попытки сбить меня с толку слишком очевидны. Да и с чего ты решила, что с этой куколкой у тебя есть шанс?

— А почему у меня его не может быть? — немедленно возмутилась Чарли. — Она так и не ответила ни на один твой комплимент, а улыбалась потому, что от этого зависит размер ее чаевых.

— Я бы разорился, если бы всякий раз давал чаевые девушкам за это. Малыш, они улыбаются из-за того, что я великолепный и неотразимый парень, признай это.

— Здесь был бы комментарий про вампиров и зеркала, но я, увы, прочитала уже много книг о нечисти, чтобы понимать, что все это выдумка киношников. Ты был бы еще великолепней, будь у тебя не член, а грудь.

— Вынужден огорчить: мой член идет в комплекте со всем остальным, — ухмыльнулся Дин.

— Это, несомненно, расстраивает. И вообще, Винчестер, я хотела сказать другое. Зачем ты ищешь связи на стороне, если у тебя есть Кас?

Смеяться резко расхотелось.

Ангел, исчезнувший со скрижалью о закрытии Врат Ада, появился на автозаправке, где Винчестеры заправляли Детку, спустя несколько дней после того, как Сэм вызволил душу Бобби из ада. Кастиэль отказывался рассказывать, где он скрывался все это время, лишь сообщив, что теперь скрижаль передана тому, кто начертил письмена Господни, и лучшего хранителя во всей Вселенной не найти. На одной из охот, когда Чарли скинула им на е-мейл данные о свирепствовавшем ракшасе на севере Канзаса, она познакомилась с Кастиэлем. И была очарована им. Ангел также нашел Чарли достойной представительницей человеческого рода, пусть и не всегда понимал смысл ее фраз: хотя тут нечего удивляться, если та через слово использовала гиковский язык.

Кастиэля же после своего «возвращения», если это можно так назвать, часто появлялся без предупреждения, порой ставя Дина в неловкое положение: два раза Кас возник в ванной, когда охотник сидел на толчке, три — когда он принимал душ, а однажды Дин проснулся ночью от чужого присутствия и обнаруживал, что Кас застыл как изваяние возле его кровати. Из-за полусонных ругательств Кас смутился и, пробормотав малопонятные объяснения своему визиту, исчез. И примерно неделю не появлялся.

И, блять, как бы это не хотелось признавать, но кажется, что Дин соскучился по нему.

— Что ты имеешь в виду?

Дин похолодел: каким образом она смогла постичь то, в чем он не хотел признаваться самому себе? Чувства, вышедшие за границу дружеского обращения, приводили его в замешательство, и наилучшим выходом показалась тактика игнорирования их наличия, вот и все.

— А то, что Касу, конечно же, неприятны твои постоянные измены!

— Измены? О чем ты? Блять, ты решила, что мы вместе? Он же ангел, балда. И я не гей.

— Ой, не смеши мой антивирусник, — фыркнула Чарли. — Хочешь сказать, что ты никогда не пробовал зажечь с парнями? Посмотри мне в глаза и отвечай.

Дин мог соврать. Несмотря на все свои достоинства, Чарли не Сэм: она бы не ощутила искусной лжи, а уж в этой науки старшему Винчестеру не было равных. Он мог — и, хрен знает почему, не стал это делать.

— Все произошло давно, я был адски пьян и ничего не помнил. Может, мы с тем парнем завалились вдвоем на первую горизонтальную поверхность и уснули.

Скорее всего, именно так все и было: потому что они оба были одетыми и спали на противоположных краях кровати. Другое дело, что когда Дин заполз в ванную и, умывшись холодной водой, пришел в себя, с ужасом увидел в зеркале несколько засосов на шее. Он поклялся забыть этот инцидент и вычеркнул все воспоминания о вечеринке в честь дня рождения его одноклассницы из своей памяти.

— Может быть. Но на самом деле, после того, когда ты так уверенно и крайне успешно руководил мной во время соблазнения охранника из офиса Дика Романа, я в тебе и не сомневалась.

Сэм, сучка, еще долго стебался над ним по этому поводу, и Чарли, походу, тоже не упустит случая вспомнить ту историю. Дин, пряча смущение за напускной сердитостью, проворчал:

— Вот только не надо этих голубых штучек.

— Окей, в любом случае ты би, как бы не старался показаться убежденным натуралом.

Чарли выглядела такой довольной, словно бы сделала некоторое открытие, но для Дина это уже давно не было неожиданностью. Сказать точнее — с самого его возвращение из Чистилища, где произошла переоценка ценностей и утверждение по-настоящему важных моментов и персон в его жизни.

— Мы тут что, мою ориентацию собрались обсуждать?

— Надо же, какой догадливый, пять балов, Дин. Так что у тебя с Касом? Я же видела, как вы смотрите друг на друга.

Какое-то время, пару лет назад, Сэм тоже пытался вытянуть его на откровенный разговор по поводу Каса, но Дин не нуждался в обсуждении и советах как поступать, да и совершенно точно не считал свое поведение «трусливым прятанье головы в песок», как обвинял его Сэм.

— Да вы встречались с ним всего один раз!

— И что? Я женщина, а, значит, у меня развита интуиция.

— Ты заноза в заднице, прямо как Сэмми. Не знаю, что ты себе нафантазировала, но как бы тебе не хотелось окрасить мир в радужные тона, запомни: я — отдельно, Кас — отдельно. Мы не вместе. Да он как ребенок, черт возьми, девственник, мать вашу, и в наш единственный поход в стриптиз-бар не дошел до самой лакомой части приватного выступления, так как довел девушку до слез.

— Вау. Ты притащил ангелочка в обитель разврата? И как он себя вел? Я буду ждать обстоятельный рассказ, — загорелась интересом Чарли тут же и ехидно добавила, — но позже, так как ты опять пытаешься увести наш разговор в сторону. Помнишь, когда после дела с ракшасом мы с тобой еще уговорили Джека на двоих? И ты при мне звал Кастиэль, чтобы спросить, как именно умерла Мэрилин Монро? Чувак, стоило тебе произнести «Кас», то я, клянусь своей рукописью «Хоббита» с автографом самого Толкиена, услышала за этим: тащи свою задницу, пернатый засранец, я соскучился и чертовски хочу потискаться. А уж как Кастиэль произносил твое имя, вообще сказка. Я бы оставила его обращение в качестве звуковой дорожки к порнофильму.

— Малыш, ну кто виноват, что наши сексуальные голоса рождают у тебя эротические фантазии? Никакого подтекста тогда не было. Когда я сказал: «Кас, приходи приятель», это значило — «Кас, приходи, приятель».

— Ага! — торжествующе всплеснула руками Чарли. — Значит, ты признаешь, что у него сексуальный голос?

Дин не успел ей ответить, так как в этот момент перед их столиком, в переполненном подвыпившим народом зале возник Кастиэль, с некоторой растерянностью или даже сомнением на лице, как в всегда в своем бежевом тренче. На пару секунд помехи заглушили песню из музыкальных колонок, но потом мелодия полилась ровно и без перебоев.

— Дин. Ты звал меня?

— Блять, — Дин дернулся, пролив на себя остатки пива в стакане, а Чарли зашлась в неприличном хохоте: непонятно, то ли от его неловкости, то ли еще по какой причине. — Идиот, ты чего творишь? Вдруг тебя кто заметил бы, придурок!

Кастиэль моргнул, кажется, обидевшись на слова Дина, и с достоинством произнес:

— Нет повода для беспокойств, ибо я отвел чужие взгляды на секунду, и наваждению моему никто противиться не смел, — ангел чуть склонил голову, словно бы считывая волнение охотника. Действительно, посетители продолжали непринужденно болтать, а не вопить: «Этот парень появился из воздуха!», официантки сновать с подносами, играющие за бильярдом загонять шары в лузы, а несколько пар плавно покачиваться в центре зале в такт музыке.— Дин, все в порядке.

Чарли, только начавшая приходить в себя, вновь расхохоталась.

— О-о-опять, — еле проговорила она. — Эти… сексуальные…нотки.

Ей пришлось снять очки в яркой пластиковой оправе, чтобы вытереть слезившиеся глаза: стрелки, нарисованные черной подводкой, у нее размазались. Кастиэль недоуменно переводил взгляд с нее на Дина: к счастью, он не слышал ее предыдущих диких высказываний, иначе Дин бы сгорел от стыда.

— Что именно находит Чарли столько смешным в моих словах?

— Нет, ты тут не причем, Кас, просто тараканы в ее голове устроили пляски, — Дин помрачнел: Чарли, по всей видимости, как и Сэм, записалась в гребаные сводники.

— Избавить мне ее от мук необходимо, ведь должно быть ужасно неприятно, что ничтожные паразиты засели у нее в мозгу.

Кастиэль протянул руку ко лбу Чарли, но Дин успел перехватить его за рукав: чего доброго, сердобольный ангел правда постарался бы лечить ее от несуществующий болезни. Хотя Дин на месте Каса с удовольствием наградил бы ее малоприятной, надоедливой сыпью, к примеру.

— Чувак, это фигура речи. И на маячь уже, садись давай, — Дин потянул его на диван, и Кастиэль, не ожидавший этого, неловко завалился на него, нечаянно проехавшись ладонью по бедру. Дин напрягся, и Чарли многозначительно поиграла бровями, ослепительно улыбаясь. Угрожающий взгляд в ответ должен был беззвучно донести, что с ней станет, вздумай она вновь поднять столь щекотливую тему и произнести вслух любые намеки.

— Все в порядке, Кас? Ты долго не объявлялся.

— Да, я… Я был занят.

Кастиэль помялся, когда отвечал, но смотрел прямо, пытаясь убедить, но Дин на раз считывал язык его тела, чтобы понять: он что-то утаивает.

— Понятно. Ну, раз ты тут, хоть я тебя не звал, думаю, нужно воспользоваться шансом и повеселиться, — Дин жестом подозвал официантку и сделал за Каса заказ: все равно тот сам никогда не решился бы. Кастиэль, судя по всему, ей также понравился, но он совершенно не обращал внимания на девушку, пристально вглядываясь в Дина.

— Пить с Касом — гиблая затея, — авторитетно заявил Дин, подмигивая Чарли. — Потому что он не пьянеет, а какое удовольствие сидеть рядом с трезвым собутыльником?

Кастиэль выглядел разочарованным, странно-опечаленным, и это нервировало. Спина у него была прямая, а руки лежали на коленях, и чувствовалось, что он ни на секунду не расслабился. Чарли ободряюще улыбнулась Кастиэлю, словно пытаясь извиниться за свое поведение или же, как и Дин, ощущая неудобство и замкнутость ангела:

— Так это же здорово. Есть кому донести твое пропахшее алкогольными парами тело до дома и не дать тебе свалиться ни в одну канаву.

— Признаться честно, мне показалось, что я услыхал призывы твои, Дин, и потому явился я сюда. Не знал, что то ошибка лишь. Прости, что потревожил и прервал ваше общение.

Кастиэль начал привставать, собираясь, видимо, уходить, но Дин резко усадил его обратно. Он слишком долго не видел друга, чтобы так запросто его отпускать.

— Эй, куда ты собрался?

— Здесь я не нужен боле.

— Перестань, Кас, — поморщился Дин. — Конечно же нужен.

Выдавить из себя больше слов он физически не мог, хотя чувствовал, несомненно, больше, чем мог говорить. Жизнь Дина всегда сводилась к одной константе — Сэм, Сэмми, любимый младший брат, которого нужно оберегать и защищать от всего. Но с недавних пор у него появилась еще одна, не менее ценная и важная — Кастиэль, ангел Господень.

Чарли вдруг подмигнула Дину, мгновенно насторожившемуся: ох, ни с проста все это, и заявила:

— Кас, ты не представляешь, как Дин волновался о тебе. Мы как раз тебя обсуждали, перед тем, как ты появился. «Ну и куда этот Кастиэль запропастился, не пойму. Надеюсь, с ним все в порядке», — на ходу сочиняла Чарли, и, видимо, на совести Дина в скором времени будет жесткое кровавое убийство на глазах множества свидетелей.

Болтливая предательница.

— Чарли.

Угроза неминуемой расправы просочилась в голос: девушка вздрогнула, но потом пожала плечами и невинно моргнула.

— Что? Разве я не права?
В этот момент появилась официантка с заказом для Кастиэля, притираясь бедрами к боку Дина, обжигая и вызывая мурашки по всему телу, и, в сущности, тот не особо возражал, если бы не пристальные взгляды Чарли и Каса.

У Дина был намечен горячий секс на сегодняшнюю ночь, и он не собирался менять планы только потому, что кое-кому взбрели бредовые мысли в голову, а кое-кто смущал его.

— У вас замечательное обслуживание, — лучшая из всего арсенала улыбок, по всей видимости, покорила девушку: она расплылась в ответной улыбке и накрутила светлый локон на палец.

— Спасибо, красавчик.

— Зови меня Дин.

— Хорошо, Дин. Тогда ты можешь звать меня Кэр.

— Кэ-э-э-р, — протянул Дин, словно пробуя на вкус его имя. — Отлично, мне нравится.

Дин хотел закрепить свой успех, но Чарли вдруг сильно пнула его под столом, словно бы они перенеслись на много лет назад, оказавшись вновь в старших классах, и момент был упущен: Кэр упорхнула к бару. Чарли выглядела до странности довольной, напоминая почему-то ее любимую книжную героиню.

— Ты перепутала меня с Роном, рыжая.

— Я не твоя Гермиона, уволь, — гордо ответила Чарли под непонимающие взгляды Кастиэля: ангел не был в состоянии постичь мудреный человеческий шифр. — Хватит охмурять ее. Между прочим, я здесь бываю каждую субботу вот уже целый месяц именно из-за Кэролайн, а ты путаешь мне все карты, мудак.

— Ты могла бы уже за это время точно выяснить, в теме она или нет. Если ты будешь такой неуверенной, то тебе никогда не обломится свидание с этой Кэр-Лизи-Крисси.

— Я не в, как вы выразились, теме, — вмешался Кас. — Почему Чарли должна встречаться с ней?

— Ну разумеется ты не в теме, пернатый. Ведь тебе нравятся цыпочки. Я не забыл, как страстно ты прижал Мэг к стене, — закатил глаза Дин. Возможно, не стоило упоминать чертовку шлюху, но Дину, наверное, надо выжечь глаза, чтобы он смог забыть картину страстно целующейся парочки. — А Чарли нравятся другие девушки, вот и все.

— Он лизался с девкой на твоих глазах? — ужаснулась Чарли, и Дин подумал, стоит ли ее еще больше шокировать, сказав, что сучка Мэг — демонское отродье. — У вас еще более все запутанно, чем я думала, ребята.

Пока Дин и Чарли беззлобно переругивались и по-семейному подначивали друг друга, Кастиэль задумчиво рассматривал собственные ладони и явно размышлял над чем-то серьезным: вертикальная складка между нахмуренными бровями свидетельствовала об этом. Когда в разговоре возник перерыв, Кастиэль негромко произнес, каким-то образом заглушая стоявший в баре шум:

— Так значит, это нормально и не является, по вашим меркам, извращением, что людей порой привлекает свой собственный пол?

Дин в замешательстве присвистнул.

— Какого черта это интересует тебя, Кас?

Неизвестно, что было больше в его голосе: удивление, подозрительности или раздражения.

— Я бы предпочел не отвечать на твой вопрос, Дин, если ты позволишь.

— Окей. На самом деле, я бы посоветовал завязывать с гейской порнушкой, — хмыкнул Дин: он надеялся, что от проницательных взоров ангела скрылась идиотская ревность, что он испытывал. Ведь... Про кого ангел говорил?

— Винчестер, на месте Кастиэля я бы тебя сейчас побила, — раздраженно сказала Чарли и повернулась к Касу, который, нахохлившийся как воробей, скрестил руки на груди. — Послушай. Человеческий мир — такое место, где что только не встречается: кто-то может любить животных, очень любить, если ты понимаешь, о чем я, другой коллекционирует использованные презервативы и пачки от сигарет, третий с ума сходит по надувным куклам и съедобным трусам. Поэтому то, что люди могут предпочитать свой же пол на фоне всего этого безобразия — еще цветочки. Пусть горят в аду те, кто сказал, что нетрадиционная ориентация — это преступление против законов природы и извращение. Если мне больше нравятся женщины, чем мужчины, я что, должна теперь повеситься? Просто тебя не должно волновать мнение посторонних людей.

— Я понял, — медленно кивнул Кастиэль, смотря только на Чарли: каким-то образом они оба сделали вид, что Дина рядом с ними нет, и это раздражало. Неприятно, когда тебя относят к части интерьера или к обшивке дивана, к примеру. — Люди как гиены: загонят насмерть, если почувствуют чужую слабость. Но как понять, спокойно отнесется ли тот или иной объект к выражению чувств, где основными эмоциональными составляющими являются уважение, преданность, восхищение?

— Мне бы и самой это хотелось понять: увы, и я порой ошибаюсь в поисках партнерш, — вздохнула Чарли. — А что, тебе понравился какой-то парень, и ты не знаешь, как ему сказать о своей влюбленности? — при этом она стрельнула лукавым взглядом в сторону Дина, якобы только сейчас вспомнив о его присутствии.

Дин нахмурился, а Кастиэль откровенно смутился.

— Я ангел, и не испытываю чувств, которые вы, люди, называете «влюбленность». Но я начал замечать, что мой сосуд в присутствии этого человека реагирует слишком сильно, и меня это беспокоит.

— Как именно реагирует?

— Я начинаю испытывать нехарактерные для нас, небесного воинства, побуждения.

— Например?

— Хочу сделать все, что в моих силах, чтобы он был счастливым, даже если для этого придется нарушить законы человеческого бытия.

— Отлично, что еще?

— Хочу, чтобы он доверял мне так же, как и я доверяю ему.

— Превосходно, дальше.

— Хочу дотронуться до его кожи.

— Ммм, звучит горячо. Только кожи?

— Нет. За все тысячелетия своего существование я не раз замечал, что люди посредством поцелуя выражают свои эмоции, поэтому я бы хотел разобраться, какой смысл заключен в данном ритуале.

— Замечательное желание. Какие еще тебя мучают?

— Хочу узнать, относится ли он ко мне как к сексуальному партнеру.

При этом Кастиэль посмотрел на Дина, и, возможно, во всем было виновато освещение, но казалось, что в его глазах была отчаянная тоска, неподдельное страдание, словно бы он без слов пытался донести до Дина какую-то мысль. Кастиэль выглядел до трогательности милым, и совершенно нельзя было подумать, что он обладает сверхъестественным могуществом и способен по щелчку пальцев стереть с лица земли множество людей.

У Чарли загорелись глаза пугающим энтузиазмом, что значило — спасайся кто может.

— О, ну ты шустрый, Кас. Слушай, у меня идея…

— Так, хватит этой бабьей трепотни, — Дин резко поднялся и подхватил Каса за шкирку, словно котенка. Тот беспрекословно подчинился: Дин чувствовал его безраздельное доверие, и это знание согревало. — Чарли из тебя душу вытрясет, дай ей волю. Пошли, нам… Нам нужно серьезно поговорить, чувак.

В общем-то, Дин понял — что мучило Каса, и если примерно тем же мучился он сам, то им уже давно пора расставить все точки над "i". Неизвестно, что именно прочитал Кастиэль в его лице, но почему-то ангел вдруг выпрямился, засиял и на секунду почудилось легкая тень на стене за его спиной — словно бы он расправил крылья.

В итоге выяснилось, что Дину удалось произвести должное впечатление на обслуживающую их столик Кэр, и если бы не появление Каса, ночь бы они провели бурно. Когда пышногрудая официантка принесла счет, заметив, что они собрались уходить, Чарли, опередив Дина, ловко выудила с подноса бумажку с номером телефона, и, повертев ее в руках, сказала:

— Милая Кэролайн, этот парень, увы, уже занят, — девушка вспыхнула и смутилась, однако метнув взгляд и на Кастиэля. Чарли понимающе усмехнулась: ну, раз с одним не повезло, то надо со вторым попробовать. — Они оба заняты. Друг другом. Зато я абсолютно свободна!

Увы, официантка отшатнулась и, извинившись, поспешно отошла к другим посетителям. Дин сочувственно поцокал, утешающее похлопал Чарли по плечу, и, оставив щедрые чаевые, тут же потянул за руку Каса — ему нужно было как можно скорее обсудить откровенные признания ангела. И… ну, перестать бегать от собственных — жизнь слишком коротка.

Чарли почти не расстроилась из-за отказа: в конце концов, она тоже когда-нибудь встретит своего ангела. Ну или фею: ей же должно второй раз повезти, верно? И она не будет, как некоторые придурки, болтаться дерьмом в проруби, не предпринимая никаких действий, дожидаться подталкиваний в спину и промаргивать любовь всей своей жизни, которая находится под боком уже несколько лет.

Тем более в клубе «Уолтер», который находился в квартале от ее дома, она видела барменшу, не менее очаровательную, чем Кэролайн.

@темы: закончен, мини, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Название: «Записка на енохианском»
Бета: нет
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр: пре-слэш
Пейринг: динокас, Сэм
Рейтинг: PG-13
Размер и статус: драббл; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, XIX тур. Дин за что-то извиняется перед Касом.
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.

страшный и беспощадный ООС.

***
Дин ненавидит извиняться.

На дух не переносит. Терпеть не может. Он готов даже признаться в собственной любви к «Доктору Секси», целый месяц питаться вегетарианскими салатиками Сэма, не сказав при этом ни одной ядовитой остроты, или, например, добровольно ходить в прачечную вместо брата в качестве предложения мира. Возможно, у Дина на слово «прости» аллергия или фобия. Бывают же чуваки, которые приходят в ужас от бородатых мужиков, а вот он не любит признавать собственные ошибки или слушать чужие извинения, которые только на словах таковыми являются. Но до принципов Дина Кастиэлю нет никакого дела: он обижен уже вторую неделю, в течение которой они охотятся в Неваде, и с этим явно что-то надо было делать. Точнее, по всей видимости, необходимо поговорить и прямым текстом изложить свои мысли, без намеков, которые некоторые не понимают.

Кастиэль сидит на кровати, читает древнюю книгу в поисках того, как обратить заклинание Метатрона, и уже в течение десяти минут упорно не замечает обвиняющие и чуточку обиженные взгляды. Галстуки и белоснежные рубашки с накрахмаленными манжетами забыты, на место им пришли веревочные-металлические-кожаные браслеты и бесформенные футболки с эмблемами рок-групп на груди. Дин не признается, но он чуточку горд, что смог привить Кастиэлю хороший музыкальный вкус.

Насмешливое покашливание Сэма, который уткнулся в свой ноутбук, становится с каждой минутой все невыносимее. Глубоко вздохнув, Дин делает первую попытку превратить невербальное общение в вербальное: подсаживается к Кастиэлю на кровать и улыбается самой обаятельной из всех своих улыбок. Стопка просмотренных Кастиэлем книг опасно наклоняется, как Пизанская башня, но к счастью не падает.

У Дина в руках первое средство убеждение: в пакете пицца с анчоусами, пять минут назад доставленная курьером.

— Кас, ты заработался, чувак, не хочешь перекусить? — из приоткрытой коробки просто чудесный аромат, от которого текут слюнки, но Кастиэль словно бы не слышит предложения и упорно вчитывается в строки толстого фолианта с потрепанным переплетом.

Дин не собирается сдаваться.

— Кстати, я тут собирался прошвырнуться до бара и промочить горло, не хочешь со мной?

Кастиэль подчеркивает карандашом предложение в книге, а потом невозмутимо достает подаренный смартфон и выходит в интернет. Насколько Дин может разглядеть, у него открыта страница с поисковиком, и ему чуточку обидно, что Кастиэль до такой степени обижен, отчего не хочет обращаться к нему за помощью.

— Друг, ну чего ты, а? — беспечно тянет Дин, скрывая собственную неуверенность. — Слушай, прекращай дуться, как девчонка. Мне хватает, что Сэм стабильно сучится раз в месяц, словно у него месячные…

— Дин! — возмущенное восклицание следует немедленно: у Сэма это больное место. Дин невозмутимо продолжает:

— …если ты еще будешь так демонстративно обижаться, то придется в твиттере написать: «Мои женщины на грани нервного срыва».

Уголки губ собеседника чуть-чуть изгибается в намеке на улыбку, и это уже победа, хотя Кастиэль по-прежнему не удостаивает его взглядом. На самом деле, Дин чертовски по нему соскучился, потому что Сэм жуткий зануда. Он смотрит на татуировку Кастиэля — пентограмму, защищающую от демонов, которую не скрывал растянутый ворот футболки, и странное удовлетворение охватывает его.

— У тебя есть аккаунт на твиттере, о котором я ничего не знаю? — интерес настораживает: слишком уж обманчиво-мягкий тон у брата. — Готов поспорить: все твои последние статусы о том, как ты страдаешь от одиночества и сокрушаешься, что часто ведешь себя как идиот.

Сэм — редкостный паршивец, который не упустит случая поиздеваться над старшим братом. Его поведение настолько детское и задиристое, будто бы ему до сих пор пятнадцать, и у него только-только началось половое созревание. Дину хочется дать ему подзатыльник.

— Я нормальный парень, в отличие от некоторых, которому наплевать на фейсбук, майспейс, ЖЖ и прочую и виртуальную херню, — отрезает Дин. — Но ради вас с Касом я обязательно зарегистрируюсь где-нибудь.

Вряд ли это тянет на полноценную угрозу, потому Сэм лишь хмыкает и преувеличенно бодро стучит по клавишам ноутбука. Это звук — укор или завуалированное напоминание, что у Дина осталось нерешенная проблема.

— Послушай, если честно, я даже не понимаю, из чего ты ведешь себя как осел, — Дин прикусывает язык, да уже поздно: Кастиэль переворачивает страницу чересчур шумно. Да, возможно, оскорбление не лучший способ заслужить прощение. — В смысле, если тебя беспокоило мое чувство юмора…

После демонстративного равнодушия Кастиэля во время одного завтрака Дин начал обдумывать, в чем он мог провиниться, и из всех вариантов более-менее правдоподобная оказалась лишь эта причина. Кастиэль, уже год как пребывающий в малопочетном статусе «человек», с трудом адаптировался к изменившимся условиям жизни и по-прежнему не всегда понимал человеческие идиомы или отсылки на известные культурные реалии. И потому, после очередной насмешки Винчестера-старшего, он порой замыкался в себе, особенно если шутка была слишком острой и касалась его бывшей сущности.

О, блять, не хватало, чтобы слова Сэма о том, что Дин — бесчувственный бестактный эгоист, подтвердились.

— Послушай, если дело в том, что я ссыпал шуточки про твою незастегнутую ширинку, кричал вслед, что она боится высоты, и…

— И пару раз распустил руки, когда пытался ее застегнуть, — словно бы себе под нос ехидно бубнит Сэм, зараза.

Дин беззвучно обещает брату кровавую расправу и заливается краской при воспоминании о том эпизоде: когда он пытался научить Каса элементарным вещам, и, блин, лишние движения получились нечаянно. Черт возьми, до чего стыдно-то перед честным, целомудренным Кастиэлем, который наверняка ни о чем и не подозревал, если бы не насмешка Сэма. Какое счастье, право слово, что Кас не понимает намеков!

— Словом, мне жаль, Кас.

На страницы книги, что целиком и полностью завладела вниманием Кастиэля, плавно опускается клочок бумаги. Почерк каллиграфический, изящный, потому что Дин несколько раз переписывал текст, когда делал ошибку в начертании букв. Кастиэль вздрагивает, когда читает текст, его глаза распахиваются от удивления, а брови выгибаются дугой.

— Дин, — голос бархатный, глубокий, пробирающий до души, и имя произносится так, словно во рту Кастиэля конфета, и он, обсасывая ее, зовет Дина. Сладко-сладко, и хочется еще. — У кого ты просил помощи, чтобы написать эту записку?

Дина настолько воодушевляет, что монолог превратился в диалог, что он даже не замечает подозрительный румянец на щеках бывшего ангела:

— У Бальтазара, конечно же. Больше никто, кроме него, не отозвался из пернатых сволочей. То есть, бывших пернатых, но по-прежнему сволочей.

Дин сам не знал, как ему пришла в голову идея написать записку с извинениями для Каса на енохианском. Она просто вдруг свалилась чугунной гирей на него и подавила собой остальные варианты для примирения с обидевшимся другом. К сожалению, воплощение этой идеи в жизнь стало настоящей проблемой. После того, как случился фантастический ангелопад год назад, Гарт открыл подпольное бюро по психологической поддержке бывших Небесных Воинов. Впрочем, учитывая, что многие ангелы имели скверные характеры, добровольцев, чтобы помочь им перенести моральную травму, нашлось мало, и Винчестеры явно не входили в их число. Дин даже немного сокрушался по этому поводу: возможно, он бы смог закорешиться с кем-нибудь помимо Бальтазара. Потому что нрав у последнего испортился окончательно, и прежде чем помочь, он долго трахал Дину мозг.

— Ясно, — тоном «я и не сомневался в этом» сказал Кастиэль. — Повтори еще раз свои слова и вдумайся в них.

Дин нахмурился.

— Больше никто, кроме Бальта… Ой, бля!

Сука, сука, блять. Дин же говорил, насколько ему ненавистны извинения? Так вот, еще больше он ненавидит вляпываться в идиотские ситуации или по собственной воле садиться в лужу с довольным видом. Стук барабанивших по клавишам пальцев прекратился: Сэм явно с любопытством прислушивался к диалогу и бросает на них любопытные взгляды, не вмешиваясь: он знает, когда стоит прекратить шутки, хотя это не помешает ему постебаться позже. Все-таки надо было выгнать его из комнаты. Сказать, к примеру, что Кроули прислал ему букет цветов, уж слишком был король Ада неравнодушен к брату после неоконченного эксперимента «преврати демона в человека».

— Ну и что на самом деле значит эта фраза, которую он мне продиктовал? — как можно небрежно поинтересовался Дин, делая вид, что ему абсолютно не важен ответ. Хотя про себя он боялся даже предположить, что мог придумать такой злопамятный говнюк, как Бальтазар.

«Дин Винчестер носит стринги».
«Дин Винчестер считает, что Опра Уинфри — икона американского телевидения».
«Дин Винчестер слезно умоляет купить ему страпон и отправить в параллельную вселенную».

Кастиэль вдруг рассмеялся: он слишком хорошо знал Дина и догадался, что сейчас мучило Винчестера. На душе почему-то полегчало. С тех пор, как Кас стал человеком, его смех стал звучать чаще, и Дину это нравится. А еще больше ему нравится — хоть он не собирается кричать об этом во всеуслышание — смешить Каса и видеть искры веселья в синеве глаз. Он старается не задумываться о подоплеке этого желание и особенно о досаде, которая душит его, когда бывший ангел до слез хохочет над чужими шутками.

Дин хочет обладать монополией на смех Каса, всегда быть в центре его внимания.

— Полагаю, лучше тебе этого не знать, — светло улыбается Кастиэль, его глаза сияют. — И знаешь, пожалуй, твои извинения мне не нужны. А вот от кусочка пиццы я не откажусь.

Дин победно вскидывает кулак, шуршит целлофановым пакетом, доставая еду, и триумфально подмигивает брату, сидящему с кислым выражением лица: Сэм, наверное, надеялся, что Кастиэль еще долго будет играть свою роль обиженного.

Правильный перевод записки, которая до небес подняла настроение Кастиэлю, Дин обязательно вытянет либо у самого Бальтазара, либо у Каса позже. И хоть ему кажется, что он догадывается о смысле фразы на енохианском: слишком уж довольно выглядит Кас, сейчас можно спокойно набивать живот вкусной пиццы, болтать о всяких пустяках и радоваться примирению с упрямцем.

В любом случае, Дин ненавидит извиняться, и совершенно замечательно, что Кастиэль об этом знает.

@темы: закончен, мини, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Название: «Трудности общения с ангелом»
Бета:  Тион, спасибо за помощь!
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр: пре-слэш
Пейринг: динокас
Рейтинг: PG-13
Размер и статус: мини; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, заявка  Dizzy_Little_Angel, XIII-17. Дэстиэль. Кас внезапно появляется прямо перед Дином, и тот натолкнувшись на препятствие обливает ангела большой порцией пива. И плащ, и рубашка, и брюки - пострадало все, так что это чучело следует переодеть. Дину понравятся на Касе джинсы и футболки? Или ему будет не хватать синего галстука? + еще одна заявка про пчелок
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.

легкий ООС, юмор/стеб, пост-тайм 7 сезона

читать

Погода разбушевалась не на шутку и, судя по всему, в ближайшее время не собиралась меняться: небо огрызалось громом и почти ураганным ветром, ливень зарядил с самого обеда и лишь усилился к вечеру. По всей видимости, Сэм и Бобби, отправившиеся в город, задержатся минимум на час, так как будут ехать медленно, потому что наверняка на дороге дальше, чем на два метра, ничего не видно, и старый охотник предпочтет лишний раз подстраховаться, чем загреметь в больницу из-за возможной аварии. Дин мелочно порадовался, что Детка тихо-мирно стоит в гараже, пока допотопный транспорт Бобби колесит по грязи.

Провести выходные как нормальные люди — без охоты на сверхъестественных монстров и левиафанов, без вечного беспокойства за судьбу отдельно взятого человека и всего мира в целом — предложил Сэм, и, что странно, Бобби его поддержал, проворчав, что с такой профессией им нужно как можно чаще отдыхать, иначе можно перегореть от стресса. Так как новых расследований, к счастью, не намечалось, Дин уступил и не высказал вслух рвавшиеся с языка язвительные комментарии по поводу сияющих, как в тринадцатилетнем возрасте, глаз Сэма. Тот, в свою очередь, лишь хмыкнул, когда Дин предложил позвать на их импровизированную вечеринку и Каса.

Таким образом, после масштабного похода по магазинам, так как Бобби внезапно приспичило пополнить запасы своей кладовой, у них намечалось следующее: ТВ-шоу, просмотр какого-нибудь голливудского, не напрягающего ум боевика с сортирным юмором, заказанная еда из ресторана, чипсы и пиво. Дин, избежавший хождения со списком необходимых вещей, честно выиграв у Сэма на «пальцах» — способ, которым Винчестеры с самого детства делили неприятные обязанности, конечно надеялся получить также свой яблочный пирог, но понимал, что внезапно проявившаяся «забывчивость» младшего брата могла быть всего-навсего обычной местью.

Дин подошел к полупустому холодильнику, в котором хранился майонез, вскрытая упаковка из-под быстрорастворимой лапши и кусок сырокопченой колбасы, взял бутылку пива, подцепив крышку кольцом на безымянном пальце: тратить время на поиски специальной открывашки не хотелось, так как жажда мучила все сильнее. Но не успел он промочить горло холодным напитком, как перед ним, размахивая руками, словно мельница, материализовался Кастиэль. Бутылка от неловких движений ангела выскользнула из рук Дина и, кувырнувшись в воздухе, разбилась об пол. Жидкость в падении выплеснулась на тренч и больничную робу Каса и забрызгала его белые носки: обувь он принципиально не носил.

— Мать твою, какого хрена ты делаешь? — рявкнул Дин, в большей степени пораженный поведением Кастиэля, чем его неожиданным появлением. Кас, перестав взмахивать руками, расстроено оглядывал расплывавшиеся на бежевой ткани мокрые пятна. Во рту у него была травинка, и он, играясь, перебрасывал ее из угла в угол губ. Рассеянный ответ был как раз в стиле нового — впавшего в детство? — Каса.

— Твои слова неверны, Дин, весь небесный легион возник согласно Божьему повелению, и лишь Господь один — создатель наш. Что касается второй части твоего вопроса, то пчелы на лужайке по неведомой мне причине сочли, что я представляю угрозу для их улья, и потому напали на меня, и я получил раны в бою.

Кастиэль, невинная душа, продемонстрировал ему несколько красноватых волдырей от укуса насекомых.

— Пчелы? — первым порывом, кроме как дать бестолковому идиоту подзатыльник, оказалось желание облегчить его боль, приложив к укусам лед. Но Кас словно бы дожидался, пока Дин увидит «боевые ранения», и лишь после этого легким движением излечился от отека, словно стряхивая с кожи пыльцу. — Ладно, проехали. Ну что с тобой прикажешь делать?

— Насколько я мог заметить, ты не из тех людей, кто следует приказам. Прикажи я тебе нарисовать идеального барашка, разве ты бы послушался? Но заметь, я не хочу ни барашка в ящике, ни хилого и старого, ни того, кто ест много травы…

— Значит так, — невежливо перебил его Дин: он до сих пор не знал, как вести с таким Касом — спятившим от галлюцинаций. — Я сейчас дам тебе сменную одежду, во что можно будет переодеться — не будешь же ты разгуливать в таком прикиде? — белая форма раздражала: она постоянно напоминала, что Кас самоотверженно принял память о заточении в клетке с Люцифером и Михаилом на себя, избавив от мучений Сэма, но и сам при этом утратив покой. — Отопление работает отлично, потому твои вещи на радиаторе быстро высохнут. Идем.

Кастиэль недоуменно моргнул, словно Дин говорил на незнакомом языке, но потом кивнул и послушно пошел следом. В шкафу с вещами Дин отыскал чистую старую футболку и джинсы и вручил их Касу. Ангел неловко снял плащ, бросив его на спинку кресла, и взялся за край пижамы: поднимавшаяся ткань дюйм за дюймом обнажала бледную кожу, показывала подтянутый живот, темные соски и трогательные ключицы.

Кончики пальцев начало покалывать от желания дотронуться — Кастиэль, то есть, конечно, Джим Новак был болезненно красив, на грани. Хоть его тело давно утратило подростковую угловатость, оно оставалось острым — подбородок, локти, коленки и перевернутый треугольник широких плеч и узких бедер. Дин за внешней оболочкой чувствовал Каса, потому что личность ангела подчиняла себе сосуд: это проявлялось в отстраненном взгляде, примораживающим-привораживающим, словно Кас одновременно прибывал в двух мирах, движениях, полных достоинства, пусть и слегка неловких, и скрытой мощи, таящейся до поры до времени.

В сознании Дина высота, которую задал Кастиэль своей сущностью, неумолимо снижалась, падала по наклонной, так как его мысли вертелись, как ошпаренные, вокруг охуительно классного ангела, и то, что Дин жаждал с ним сделать, было далеко от праведного поведения и уважительного отношения к Слугам Господним.

Когда Кас взялся за шнурки на штанах, у Дина закружилась голова.

— Чувак, не щеголяй голым задом перед всеми, — сглотнув, пробормотал Дин и отвернулся. Он старался не задумываться над тем, что сделал это скорее для собственного спокойствия: вид распахнутых насыщенно-синих глаз раз за разом поднимал в Дине все старательно подавляемые желания, и лишь плескавшаяся в них доверчивость и неискушенность сдерживала лавину, которая смела бы все его запреты. — Люди обычно смущаются, когда кто-нибудь так делает.

— Прости, Дин, не хотел ставить тебя в неудобное положение. Держи, — Кас подал стопку сложенных — и когда успел? — вещей, и Дин, взяв их и стараясь откровенно не пялиться на обнаженного ангела, поспешил в ванную.

Остудить себя, да — с помощью ледяного душа, желательно.

На самом деле, похоже, что из всех вещей Каса более всего пострадал тренч и частично — больничная пижама. Последняя отправилась в мусорное ведро — черт, да Дин лично сходит и приобретет новые шмотки для Каса, а вот с плащом пришлось повозиться. Наиболее пропитавшиеся пивом участки ткани он сполоснул мыльной водой и искреннее понадеялся, что этого хватит, чтобы реанимировать загрязненную одежду — обычно стиркой Винчестеры не заморачивались, отдавая весь скарб в прачечную, но тут всего лишь пятна от пива, верно? Закончив, Дин повесил плащ на радиатор, чувствуя себя крайне глупо и радуясь, что Сэм уехал, и ни одного свидетеля его морального падения не нашлось.

— Кас! — крикнул Дин, выходя из ванной комнаты, — ты теперь мой должник по гроб жизни, ведь я… — и замер, подавившись невысказанными укорами.

Кастиэль стоял практически нос к носу с ним, снова нарушая личное пространство. Футболка пришлась ангелу почти впору, а вот штанины не мешало бы подвернуть, да и бедра у него были не такие широкие, поэтому ремень бы пригодился. Отсутствие синего галстука и рубашки сказывались на восприятии, Дин невольно вспомнил время, когда Кас считал себя целителем с божьим даром, но разница была очевидна: Эммануил выглядел тенью себя прошлого, а сейчас Кас — настоящий. И в вещах Дина.

Винчестер сглотнул, ощущая волну тепла по всему телу: словно он поставил знак собственности на ангеле, как сам Кастиэль отпечатком ладони на плече клеймил его, и, кажется, над Дином надо провести обряд экзорцизма, чтобы изгнать все похотливые мысли о невинном, но таком сексуальном ангеле.

Кастиэль развел руками, словно спрашивая: «Ну как?», но Дин смог выдавить себя только неопределенное хмыканье.

— Твои вещи пахнут тобой, Дин, — с непередаваемой интонацией мягко заметил Кас, дотрагиваясь до выпуклого принта с эмблемой Металлики на груди. Футболка стала безнадежно малой Дину после одной неудачной стирки.

— Тоже мне новость.

— Мне нравится.

Кастиэль улыбался кончиками губ — домашний, расслабленный. Еще секунда, и Дин, наверное, прижал бы его к стене и начал целовать, как давно мечтал, но в этот момент на улице послышался шум от припарковавшейся машины, а в окне, выходившем на автомобильную площадку перед домом, сквозь серую пелену дождя четко прорисовался пикап Бобби. Спустя пару минут дверь хлопнула, и в гостиной показались двое мужчин, которых Дин, честно сказать, сейчас был не слишком рад видеть.

— Ты засранец, Дин, — с порога воскликнул Сэм, оглушительно чихая и поспешно снимая промокшую насквозь куртку и обляпанные грязью ботинки. Пока он раздевался, с него натекла порядочная лужа. — Если бы ты позволил мне взять Импалу, мы бы не застряли на телеге Бобби на полпути к дому, и нам бы не пришлось толкать ее, так как у нее заглох мотор.

— Полегче, сынок, эта тачка не раз меня выручила, когда ты пешком под стол ходил, — проворчал Бобби, проходя с пакетами на кухню.

— Черт, чувствую себя так, словно начался Всемирный потоп и… О, Кас, и ты здесь — только сейчас Сэм заметил стоявшего в стороне ангела, и судя по потрясенному хмыканью, объяснение, пришедшее ему в голову, почему тот был в одежде Дина, не совсем правильное.

— Он пролил на себя пиво, и я разрешил ему переодеться, — поспешно вставил Дин. Брови Сэма поползли вверх, глаза заискрились любопытством — пунцовые щеки брата были довольно редким явлением.

— Кастиэль пьет пиво?

— Ага, а еще он принимает амфетамины и устраивает оргии, — шутка получилась злой, хотя никто из присутствующих и не подозревал, что ангел в 2014 году именно этим и занимался. Кас мимолетно посмотрел на Дина и чуть сощурился.

— Здравствуй, Сэм. Бобби, — Бобби, выглянувший из кухни, угрюмо кивнул; впрочем, он со всеми так здоровался, а Дину порой вместо приветствия бурчал: «Ну, из-за какого геморроя ты опять приперся?». Так что да, с Касом Бобби был, можно сказать, ласков и обходителен.

Ангел, не обращавший внимания на некоторое замешательство охотников, вызванное его внешним видом, вдруг выдал:

— Вы знали, что слоны имеют четыре коленки и могут стоять на голове, как люди, а слонихи к двенадцатилетнему возрасту готовы к спариванию и начинают искать крупных, сильных и брутальных партнеров? — Кас, просовывая пальцы в шлевки джинсов и, чуть приподнимаясь на носках, обратился к Дину: — Кажется, та девушка, в одеянии Ангела Господня в гнезде порока, куда ты меня водил на стриптиз, сказала, что ты «брутальный парень»?

Бобби с Сэмом выразительно переглянулись. Кажется, они оба получили бы премию в номинации «Молчаливое ехидство».

— Нет. Да. Возможно. Отстань, Кас.

— Ты не в духе. Почему ты не в духе? Впрочем, ладно. Хоботы у слонов могут удерживать около восьми литров воды, и они мне очень нравятся. Толстые, горячие, твердые, так и тянет обхватить их ладонью, погладить туда-сюда, сжать несколько раз или даже поцеловать.

Дину стало жарко, и рука сама потянулась поправить воротник клетчатой рубашки. Бобби фыркнул, сдернув свою мокрую кепку, Сэм прочистил горло и спрятал руки в карманы: привычный жест смущения — кажется, неправильные ассоциации возникли у всех.

— Хм. Интересно. Я, э-э-э, не зна-а-л, апчихи! — Дин разозлился: брат хоть и вымахал в настоящего лося, а по-прежнему вел себя как девчонка, глаз да глаз за ним нужен — только не хватало, чтобы он слег с простудой в такой напряженный период. Сэм, помотав головой и прочистив горло, подмигнул Дину. — Ну, про воду. Рад, что ты присоединился к нашей компании, Кас.

Кастиэль расцвел и с нескрываемой симпатией посмотрел на Сэма.

— Спасибо, ты очень любезный, Сэм, как и всегда. Я вижу, твое состояние доставляет тебе некоторые неудобства? Да и тебе, Бобби, верно?

В ответ прозвучал угрюмый смешок:

— Нет, пернатый, видишь ли, я чертовски обожаю разгуливать в мокрых тряпках, как вшивая, драная кошка. Предел мечтаний просто. С самого детства, — Бобби подошел к заваленному всякой всячиной столу, вытащил из тумбочки неприкосновенный запас — припрятанный на черный день виски, и налил в стаканы, жестом предлагая Сэму присоединиться. Правильное решение: алкоголь — лучшее средство от простуды.

— Это был сарказм, Кас, — вздохнул Дин, так как ангел бросал непонимающе взгляды на старого охотника. — Сарказм. Помнишь, мы говорили о нем?

— Сарказм? О, ясно. Тогда позвольте помочь, — Кастиэль вдруг щелкнул пальцами, и вся одежда на мужчинах стала сухой и чистой, словно бы она побывала в стиральной машинке, а после — сушильном шкафу. Сэм глупо моргнул, Бобби выругался — еще ни разу при них Кастиэль не демонстрировал, что его возможности простирались так далеко.

— Хм, Кас, послушай. Ты ведь мог самостоятельно высушить и свою одежду, да? — обманчиво-спокойным тоном поинтересовался Дин. Бобби, громко топая, тот час же пошел на второй этаж, бормоча себе под нос что-то вроде «ох, два идиота», а Сэм тактично сделал вид, что изучает расставленный на книжных полках старый хлам, хотя уши у него заалели — словно он чувствовал, что не должен присутствовать при этом разговоре.

— Да, подобное мне под силу.

— И почему же ты сразу, черт возьми, не сделал это?

Кастиэль долго молчал, прежде чем с неохотой, отведя глаза в сторону, признаться:

— Твоя заботливость подкупает, Дин. Не вини меня за то, что захотелось испытать ее на себе, — Кас застенчиво потерся щекой о плечо. Почти верилось: вот он, настоящий, больше не скрывается за маской безумца, потому что принять действительность, простить себя за ошибку сложнее, чем играть. — Кстати, совсем забыл. Пока я отдыхал на цветочном лугу, наблюдая за удивительно трудолюбивыми пчелами, то придумал для тебя подарок, Дин.

Словно из воздуха появился большой венок, украшенный ярко-синими, желтыми и лиловыми бутонами с вплетенными колосьями. Было видно, что работали над ним кропотливо, тщательно подбирая нужные цветы, и хоть Дин ни черта не разбирался в искусстве флориста, он оценил гармоничность композиции. Сэм беззвучно ржал, якобы листая какую-то книгу, подлец.

— Мне кажется, венок подходит к твоим глазам, — Кастиэль робко улыбнулся, но, заметив, что Дин колебался и не протягивал руку, нахмурился. — Дин? Бабочка и Чжуанцзы, в конце концов, были счастливы, пока не начали все обдумывать. Сомнения да долгие рассуждения всегда ведут к неприятностям, к падению, к изгнанию. Ну же, Ди-и-ин.

Просьба, вплетенная Кастиэлем в долго-протяжную гласную и произнесенная бархатным голосом, была слишком искренней, чтобы Дин мог ей сопротивляться, поэтому он со вздохом наклонился, надеясь, что Сэм не догадается сфотографировать его на смартфон. Кас, солнечно улыбаясь, водрузил ему цветочный нимб на голову. Аромат лесных трав, словно их сорвали мгновение назад, распространился по всей комнате.

Кастиэль с минуту, почти не мигая, смотрел на Дина — опаляющий жар в каждой клеточке тела от его взглядов — и вдруг неожиданно глухо произнес:

— Дин, как ты думаешь, будет ли бабочка скучать по человеческим радостям, порхая среди своих прекрасных собратьев и сестер, или же Чжуанцзы будет скучать по крыльям и полету, когда станет человеком? И возможно ли для него счастье?

Странное заявление почему-то отдавало горькой тоской и обреченностью. Кастиэль, шедший в комплекте с выдуманным Люцифером, был очень трудным собеседником, и правильные ответы на его вопросы Дин не всегда знал. Но никогда не бросал попыток найти.

@темы: закончен, мини, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Название: «Господи, помилуй»
Бета: Джонни Т., спасибо за помощь!
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр и рейтинг: пре-слэш; PG-13
Пейринг: динокас
Размер и статус: мини; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, заявка XV-22. Кас-бог/Дин. Кастиэль хочет от Дина абсолютной покорности и подчинения, и тот готов пойти на все ради безопасности Сэма. Моральное подавление, сломленность. Без физического насилия, пожалуйста. Рейтинг чем выше, тем лучше.
Примечание:

любопытным :З

кому интересно — меня очень вдохновляло сногсшибательное видео "Castiel - Fallen"; на звонке у Дина - песня "Black Ice" группы AC/DC.
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.

читать

***
«Господи, помилуй», — лишь одна мысль бьется в сознании.

Дин помнит о последствиях нарушенного обещания, но не может бросить Сэма, которому требуется помощь, потому что на охоте брата серьезно ранил вендиго. Путь от Детки до бункера кажется долгим и тяжелым, и пока Дин приводит Сэма в чувство и заставляет его выпить обезболивающие таблетки, пока обрабатывает и перевязывает ему бок, разорванный острыми зубами монстра, час ежедневной «добровольно-принудительной» молитвы постепенно истекает. На горизонте появляется светло-розовая дымка рассвета, когда жизнь Сэма больше вне опасности. Телефон за это время несколько раз разрывает тишину комнаты энергичным гитарным соло в «Black Ice», напоминая, что скоро придет дьявол, и, к сожалению, Дин должен остаться на месте, если не хочет навлечь на себя большие проблемы.

Дин и остается. Он намеренно игнорирует первый сигнал и так же сознательно пропускает второй: если миниатюрная Библия с недавних пор всегда хранится во внутреннем кармане куртки, то дойти до Импалы за свечами, спрятанными в бардачке, он не успевает. Значит, какой смысл суетиться?

В конце концов, когда-нибудь это должно было произойти. Можно догадаться, что договор с трудновыполнимыми и намеренно жесткими условиями непременно будет нарушен. У каждого слова есть цена, но жизненные повороты нельзя предугадать. Порой, несмотря на серьезность ситуации, клятва в итоге оказывается ложью, и обязательства, возложенные на тебя самим Богом, которые являются гарантом твоего существования, невозможно соблюсти.

Три года назад, когда Кастиэль возомнил себя новым Господом, он сказал: "В тебе нет веры, Дин. Если хочешь заслужить прощение за грехи собственные и брата своего, преклони колени предо мной и прославляй меня во время моления". Если бы не зависимость от Кастиэля, который мог в любой момент обрушить преграду, защищающую Сэма от воспоминаний о Люцифере, Дин бы плюнул на все и — как там пелось? — выпил бы для храбрости и выколол бы богодьяволу глаза. Или, точнее, он бы попытался образумить пернатого идиота, рискуя быть распыленным за дерзость на атомы, напомнить, что ни к чему хорошему поглощенные из Чистилища души, договор с Кроули, расправа с лицемерными священнослужителями и скользкими политиками не приведут. Но ирония заключалась в том, что предсказания Дина оказались неправильными — новый Бог избавился от последователей своих противников, вполне уверенно возглавил Небесных воинов, привел в относительный порядок мирские дела и теперь наслаждался Царством, где награждались праведники за труды их, а нечестивые были низвержены в Ад.

По меркам нового Господа, Винчестеры — первые грешники, «любимые зверюшки, укусившие руку кормящую», олицетворение скверны из старого мира. Сэм — несостоявшийся Антихрист, в чьих жилах когда-то текла кровь демонов, начавший Апокалипсис и выпустивший Люцифера из клетки. И Дин, заставляющий ангелов забывать о своем предназначении, сбивающий их с пути, диктующий собственные правила и не выказывающий должного уважения к Сынам Небесным.

Кастиэль мог убить их в любой момент, едва впитал в себя души всех обитателей Чистилища. Но вместо этого он предложил соглашение, от которого невозможно было отказаться: их безопасность в обмен на полную покорность со стороны Дина и клятвы, что он никогда не выступит против Кастиэля.

Сэм сразу догадался, в чем дело, когда Дин всеми правдами-неправдами ровно в шесть утра пытался остаться в одиночестве, тем более запах прогоревших свеч — во время молитвы они были обязательным условием, как и Библия — выветривался не так быстро, как Дину бы хотелось, и пропитывал всю его одежду. Сэм ничего не сказал — просто потому, что обсуждать было нечего.

Дин прокручивает воспоминания как кинопленку, с болезненным любопытством останавливаясь на самых неприятных. Вскоре Сэм забывается тревожным сном, и лишь после этого Дин встает со стула, что стоит рядом с кроватью младшего брата, и медленно укладывает лекарства в аптечку, делая все с какой-то навязчивой заботливостью и вниманием. После этого он достает чистое полотенце, наливает холодную воду из-под крана в тазик и ставит на прикроватную тумбочку рядом с больным.

Когда стекла книжных стеллажей начинают дрожать, а некоторые вещи падают со своих мест, Дин продолжает убираться. Некоторое время назад воображение ярко рисовало картину ярости нового бога, обрушивающуюся на непокорных, но сейчас все мысли о возможном наказании выветриваются, и лишь одно желание руководит Дином: помочь Сэмми, поставить брата на ноги.

— Дин Винчестер, — голос чужой, равнодушный, незнакомый, и что-то сильно похожее на тоску ядовитым газом неотвратимо наполняет Дина. — С чего ты решил, что можешь не следовать заповедям Господним?

Дин разворачивается медленно, словно можно таким способом избавиться от тягостного разговора. Кастиэль опасно близко возвышается над спящим Сэмом, и на его лице непонятное выражение. Плащ, напоминавший о прошедших временах, он так и не снял. Дину все равно: это существо, которое лишь носит знакомую оболочку, в его сознании давно перестало соотноситься со старым Касом. Больше не возникало ощущения теплоты от чужого присутствия, а от хлопанья невидимых крыльев не замирало сердце: появление Кастиэля Дин замечает теперь только после того, как тот сам к нему обращается.

— Не забыл ли ты, что я обещал суровую кару отступникам? — Кастиэль, оставив Сэма, по-кошачьи плавно подходит к Дину. Чужая мощь, словно магнитное поле, придавливает к земле, парализует так, что невозможно пошевелиться. — Напомнить, какие обязательства возложил я на плечи твои?

Самое смешное, что Дин сам загнал себя в капкан: если бы он не относился к Кастиэлю по-особенному с самого начала, ему бы сейчас было легко переносить утраченную дружбу и унижение. Как тем же Бобби и Сэму, которые практически сразу смирились с новым положением и договорились лишний раз не привлекать внимание Бога. И потому они не понимали, что творится с Дином. Или же — слишком хорошо понимали.

— Восстав от сна и совершив крестное знамение, ты обещался молить о спасении души своей и благодарить за даруемые мной благости. И вместо этого смеешь ты не подчиняться?

Дин не собирается возражать: этот этап давно пройден. Рядом с Кастиэлем на него снисходит отупляющая пустота, даже дышать становится трудно, словно легкие превращаются в исхудавшую металлическую сетку с огромной дыркой посередине.

— Я готов принять наказание, и кроме меня никто не должен пострадать. Виновен лишь я один, — Дин внутренне готов, что Господь щелкнет пальцами, убьет с такой же легкостью и быстротой, с какой уничтожил Рафаиля и многих других ангелов и демонов.

И падет он к ногам Его, как мертвый.

Дин ничего не чувствует по этому поводу. Если честно, он давно превратился в машину для убийства сверхъестественных монстров, и молитвы его направлены не Кастиэлю, но новому Богу. Даже при мысли о Сэме, который проснется и увидит кровавое пятно на стене, Дин сожалеет лишь об одном: что брат будет таскаться с ведрами и отмывать кровавую лужу с перевязанным боком. Сейчас Сэму нельзя много двигаться, он должен отлеживаться и зализывать раны. И самое главное, его не должно коснуться наказание Кастиэля, чтобы фантомный Люцифер не вырывался на свободу, сводя Сэма с ума.

— Ставишь условие, мне? — усмехается Кастиэль, а потом хрипло замечает: — Лучшим наказанием для тебя был бы брат. Ты бы видел, что он обезумел по твоей вине.

Возможно, это пустая угроза, и Дин с Сэмом уже сумасшедшие и без содействия нового Бога. Дин не боится — точнее, не так сильно, как мог бы. В тот момент, когда Дин прекратил бороться, когда согласился на все условия Кастиэля, когда униженно промолчал и умолял пощадить, не причинять вреда Сэму, он потерял себя. И поэтому ему не страшно.

— Надеюсь на ваше милосердие.

Кастиэль чувствует ложь, ведь он теперь всевидящий и легко считывает Дина, его желание покоя, его смертельную усталость от всего, но вместо того, чтобы ткнуть его в истину, как нашкодившего котенка в лужу собственной мочи, он внезапно спрашивает:

— Почему ты обращаешься ко мне на вы? Я не давал подобного распоряжения.

Дин немного удивлен, ведь за прошедшие три года во время редких аудиенций Бог никогда не задавал подобные вопросы, но потом вспоминает, что не имеет право на удивление. Он ни на что не имеет право.

— Люди должны знать свое место.

Небольшая морщинка хмурит лоб Кастиэля, и так странно видеть, что восковое лицо бывшего ангела до сих пор способно передавать человеческие эмоции. Дин жадно впитывает чужое неодобрение, может, это хотя бы на мгновение поможет ему почувствовать себя живым.

— С этого дня я хочу, чтобы ты больше так не говорил.

Новый Кастиэль не умеет просить, только приказывать, а приказы — это то, что понимает нынешний Дин, и потому он покладисто кивает:

— Хорошо.

Несмотря на согласие, Кастиэль не выглядит обрадованным. Он переводит взгляд на плечо Дина, и его синие глаза темнеют.

— Ты опять сделал это.

Дин напрягается: они уже давно мерятся упрямством, как тринадцатилетние пацаны членом, да только Господь явно обладает большим запасом терпения и благодатью, чтобы настаивать раз за разом на своем.

Кастиэль говорит:

— Подойди, — и ноги Дина сами несут его к ангелу, и колени сгибаются, будто бы кто-то дергает марионетку за ниточки. Снизу вверх Кастиэль кажется другим, человечнее: Дин впервые замечает усталость на безупречном лице, темные круги под глазами и изогнувшиеся в невеселой улыбке обветренные губы. Это его главное заблуждение, ведь поза Дина — поза подчинения, и он едва ли касается кончиками пальцев лестницы, на верхней ступени которой царствует Кастиэль. Дин больше не поддастся пустым иллюзиям — он устал раз за разом разочаровываться.

— Неужели тебе нравится так издеваться над собственным сосудом, вместилищем бессмертной души? — интересуется Кастиэль, и неожиданно в его голосе звучит легкая грусть. — Ты ведь все равно нашел способ сопротивляться моей воле, да, Дин?

Дину хочется смеяться. Ему плевать, рассердится Кастиэль или нет, — веселье сдавливает грудь и прорывается короткими смешками. Разве это не нелепо — находить сопротивление там, где о нем давно забыли? Особенно в том, что Дин ведет себя как мазохист. Выхлебав бутылку виски, иногда он запирается в ванной комнате и срезает с плеча отпечаток ненавистной длани. Сдирает собственную кожу, одновременно напоминая себе, что он все-таки не мертвец. Сэм в такие моменты безрезультатно выламывает дверь, а потом глухо матерится, бегая с бинтами, пытаясь остановить кровь. Дин лишь скалит зубы в ответ на проклятия — клеймо он ненавидит настолько же люто, как и собственное отражение.

Как бесконечное напоминание о прошлом и будущем, которое утрачено навсегда. Наверное, только ненависть у него и осталась.

— Запрети мне, — наконец отзывается Дин. Кастиэль поджимает губы.

Они оба знают, что этому никогда не бывать. Мозги у нового Бога повернуты хрен знает как, и кто такой Дин Винчестер, чтобы копаться в черепушке Сидящего на светозарном престоле?

Кастиэль прикладывает ладонь к плечу, перекрывая рубцы от несуществующего контура старого шрама, и сосредоточенно облизывает уголок рта.

— Я должен, Дин.

Его слова звучат как убеждение самого себя, как будто под "должен" подразумевается "мне надо" и "я без этого не могу". А потом воздух звенит от напряжения, и бункер освещается белым заревом, от которого текут слезы. Дину кажется, что он кричит, и вопль безобразно рассекает пространство, но на самом деле с его губ не срывается ни один стон. Боль — мифическая, как и запах обожженной плоти, потому что Кастиэль моментально залечивает рану.

Клеймо на плече как две капли воды похоже на предыдущее. Ему не продержаться и месяца на теле Винчестера — лезвие ножа по-прежнему острое, а решительность человека — непоколебимая. Со временем Дин учится терпеть боль, хотя и мечтает в глубине души умереть от потери крови. На первый взгляд кажется, что это эгоистично по отношению к Сэму, но на самом деле Дин таким образом дал бы брату зажить нормальной, яблочно-пироговой жизнью, о которой тот всегда мечтал. С домом, женой и детьми, с барбекю на природе, пушистым псом, законным заработком и индейкой на Рождество — и без хождения на острие клинка самого Бога.

— Скажи мое имя, — шепот раздается в голове, но возможно, это всего лишь галлюцинации, потому что губы Кастиэля неподвижны.

Дин не знает, что истинно, и потому отвечает вслух.

— Господь Всемогущий.

— Нет, не то, — неизвестно почему сердится ангел. — Как ты меня называл, когда я только спас тебя из Геенны огненной.

Дин медлит. Искренне непонимание в его глазах сменяется озадаченностью, а потом чем-то, очень напоминающим сожаление.

— Не могу, — признается Дин. Если бы у него остались хоть какие-то чувства, он бы в эту секунду посочувствовал бывшему ангелу. — Ты не он.

Лицо Бога искажается, маска разрывается, и на секунду Кастиэль превращается в себя прошлого. Кастиэля, пытающегося сделать лучше для всех и бесконечно наступающего на одни и те же грабли, жертвующего жизнь на благо остальных. Трогательный, запутавшийся в самом себе одинокий ангел, который сделал выбор не в пользу холодных Небес. Дин моргает, и иллюзия тает в воздухе. Перед ним — истинный владетель мира, владыка царей земных, самопровозглашенный Господь, беспощадный к грешникам и щедрый к праведникам.

— Как же я мог забыть, что Дин Винчестер подвержен пороку гордости, — Кастиэль наклоняет голову в задумчивости. — Твои мысли крутятся лишь вокруг обещанной кары. Не беспокойся, Сэма я не трону. Как и тебя. Я просто покажу, насколько сильно человечество благодарит меня.

Кастиэль поднимает правую руку, и от медленного кругового движения запястьем Дин падает на спину.

Если кто-нибудь захочет поинтересоваться, что чувствует человек, когда его разум насилуют, Дин смог бы ответить. Потому что он словно бы пропускает их через себя. Миллионы людей, которые бьются в экстазе, превознося Бога в молитве, радуются справедливому возмездию, настигшему нечестивцев, плачут от радости, когда их желания исполняются. Наверняка, это все та самая пресловутая связь, о которой давным-давно упоминал Кастиэль, и поэтому все ощущается в десятки раз острее.

Признательность, блаженная эйфория, восторг, самозабвенное восхищение — еще чуть-чуть, и можно потерять сознание от их силы. Внезапно лавина чужих эмоций прекращается, и Дин, к своему сожалению, не успевает соскользнуть в спасительное забытье.

— Видишь? Видишь, как людям нужен был хозяин, который повел бы их к свету? Они счастливы. Я просто дал им то, что они просили. Почему ты по-прежнему считаешь меня монстром, Дин?

Кажется, Кастиэль нагибается и смотрит на него. Может, минуту, а может, полчаса — Дин теряется во времени и лишь ощущает пронзительный взгляд.

— Подумай об этом, хорошо? — прохладная ладонь касается щеки Дина на мгновение и исчезает.

Господь уходит в Обитель свою.

Плечо с вновь появившейся меткой горит, и Дин, лежа на полу, обнимает себя за колени. Это слабость, да, но плевать. В последние месяцы ему не раз приходила в голову мысль, что самоубийство, что бы там не говорили, не поражение. Потому что нужно обладать невероятным мужеством, чтобы убить себя самого. Один раз Дин в ванной перед сном засунул ствол пистолета себе в рот. Спустить курок и расхерачить собственные мозги по кафелю на противоположной стене было легко, да только останавливало горькое понимание: врата Ада, скорее всего, для него закрыты, ведь Кастиэль держит Кроули на коротком поводке, а Дин, увы, внесен в особый список как в Аду, так и в Раю. Возможно, Кастиэль бы даже вернул его с того света и приказал жить дальше.

Говорят, Царствие Божие внутри нас, но что делать, если единственное, что тебе хочется, это сдохнуть? Или испытать на своей шкуре самые изощренные пытки, лишь бы изжечь из себя воспоминания о других взглядах, другом смехе, других прикосновениях — невинных, но любящих. Дин готов просить о боли физической, вместо того, чтобы каждый день проходить девять кругов Ада в собственной голове. Внезапно Сэм на кровати в забытье начинает повторять его имя. Дин, сжав зубы, с трудом поднимается на ноги и шатаясь подходит к кровати. Сэма бьет лихорадка, и он жалобно стонет. Возможно, ему снится Клетка, Люцифер и раскаленные крючья.

— Дин!

Гребанное идиотское обязательство выматывает, высасывает жизненные силы, но Дин не имеет права сдаваться — ведь старший брат всегда должен заботиться о младшем. Ему не привыкать терять близких людей, он в этом деле хренов умелец, но Сэм — единственный, кто помогает ему не раствориться в отчаянии полностью. Он — персональное лекарство от безумия, способ забыть о том, что он не смог, не успел, не подобрал нужных слов.

— Я здесь, Сэмми.

Дин кладет на лоб Сэма смоченное в холодной воде полотенце, понимая, что ради брата он готов терпеть. И раз за разом унизительно вставать на колени перед тем, кого в другой жизни назвал бы совершенно по-иному.

Усталость душит не хуже удавки, но заснуть этим утром все равно не удастся.

«Господи, помилуй. Да святится имя твое, да будет воля твоя, как на небе, так и на земле», — монотонно повторяет Дин, зная, что Кастиэль услышит его.

Это единственное, что осталось без изменений.

@темы: закончен, мини, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Название: «Молитва»
Бета: нет
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр и рейтинг: слэш; R; ангст
Пейринг: динокас
Размер и статус: драббл; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, VI-28. Дин/Кас. Молитвы бывают песнями.
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.

***
— ... не спускай глаз с моего брата, окей? — Дин умолкает: в горло словно бы песок засыпают, трудно глотать и отчаянно хочется пить. Он не готов к богослужению в церкви, но согласен каждую ночь в молчании и душащем одиночестве мотельного номера исповедоваться личному ангелу. Сэм ушел по своим делам, и у Дина есть несколько часов до возвращения брата, чтобы закончить все запланированное.

Сэм думает, что в вечерней программе Дина несколько пунктов: игра в бильярд, выпивка, флирт с доступной девушкой, быстрый секс в кабинке туалета или же — второй, сокращенный вариант — игра в бильярд и выпивка, много-много выпивки. Дин попытается сделать все возможное, чтобы оставить брата в заблуждении, чтобы тот лишний раз не поднимал разговор о Касе: эта тема по-прежнему была под запретом.

— Кас, ты не представляешь, как я меня все задолбало. Сэмми шифруется, как всегда что-то скрывая, Бенни вот-вот сорвется и снова начнет выпивать кровавую Мэри прямо из человеческого горлышка, где тебя носит — неизвестно, — матрас прогибается, когда Дин садится на кровать: мысли слишком тревожные, вертятся вокруг Сэма, Кевина и идиотской скрижали, разбегаются, запутывают еще больше, и Дин теперь сплошной комок нервов.

Забыть бы обо всем этом дерьме на какое-то время, поэтому Дин заставляет себя прокручивать перед глазами пикантные сцены с Касом, чтобы поймать нужную волну, создать настрой. Это несложно: ангел всегда на него действовал слишком сильно, как короткое замыкание – раз, и отрубит прочее, ненужное, бытовое, замкнет на самом себе и вспыхнет током-пожарищем, опаляя возбуждением все тело.

— Знаешь, о чем я постоянно вспоминаю? Перед сном, потому что днем мне есть, чем заняться. А вот ночью прорывает, да и бессонница эта гребаная, — Дин устало трет глаза и откидывается на спинку кровати. Голос негромкий, ведь его речь рассчитана лишь на одного слушателя, который находится за тысячу миль отсюда. Эдакий односторонний радиоприемник. Дин знает: Кастиэль слышит его всегда, где бы он ни был и в каких бы отношениях они не расстались: новоявленными врагами или бывшими любовниками, которые никогда не смогут порвать окончательно. И Дин пользуется этим. Нечестный прием, да, но кто сказал, что нужно играть по правилам?

— Больше всего я мечтаю, чтобы ты появился сейчас в своем бежевом плаще и рубашке, как тогда, в наше знакомство. Кас, ты до чертиков напугал нас с Бобби: вот скажи, нахуя были эти спецэффекты в виде взорванных лампочек и искр от молний? — визг молнии на джинсах проезжается по оголенным нервам, ладонь привычно обхватывает полувставший член. Потому что, несмотря на условия, реакция на Кастиэля у Дина одна. — Впрочем, плевать, я сейчас не об этом. Я хочу тебя того: уверенного посланника Господа.

Прошлый Кастиэль, решительный и непоколебимый, и нынешний, все больше и больше напоминающий на человека по своему эмоциональному состоянию, столь непохожи друг на друга, что можно заподозрить совершенно разные сущности. Дин какое-то время думает о пути, который прошел Кастиэль, о дороге ошибок и выбора, выведшей ангела к самопожертвованию и свободной воле, но потом снова возвращается к своей фантазии.

— Знаешь, чтобы ты сделал, Кас? Опустился на колени, ведь ты так охуенно смотришься между моих ног, и молча принял бы мой член в рот, глубоко, до конца, чтобы я чувствовал гладкие стенки твоего горла. Черт, да, ты бы несколько раз не уследил за зубами, и был бы не таким умелым, как некоторые из моих бывших подружек, но я бы держался из последних сил, чтобы не кончить в первое мгновение.

Слова лились ровно, будто их кто-то нашептывал, переводили обычную молитву в категорию боговдохновленного экстаза, святого откровения. То, что должно было считаться за обращение с просьбой о помощи к Кастиэлю, слишком часто переходило в славословие. Молитвы бывают разными, молитвы бывают песнями-гимнами содомской любви — и только Винчестер-старший мог так извратить смысл непорочного деяния.

— Твой рот... он такой охуенный, он просто предназначен, чтобы принимать меня. Мне уже давно никто не отсасывал так классно, как это делаешь ты, и твой взгляд — снизу вверх... Но минетом ты бы не отделался. Я бы заставил тебя опереться о стол и резко вставил бы тебе, — правой рукой Дин грубо скользит по каменному стволу. Из-за постоянно всплывающих в памяти подробностей ритм сбивается, каждое движение пропитано похотью и напряжением. — Ты бы принял, о да, ведь для меня всегда раскрыт. Мы бы трахались как иступленные, словно впервые дорвались друг до друга, и тебе это нравилось бы, правда? Нравилось, знаю — ты скоро сообразил, как надо подмахивать, чтобы было еще класснее, еще круче, чтобы до гребаных звездочек перед глазами.

Дина колотит от возбуждения: лишь с недавнего времени он узнал, что может довести себя до такого состояния лишь словами, лишь грязными разговорчиками в пустой комнате с самим собой и — гипотетически — Кастиэлем, сидящим в какой-нибудь кофейне на другом конце страны.

— Блять, Кас, с твоими стонами никакая порнография не нужна. Я уже соскучился по тому, как ты выстанываешь ругательства на енохианском. Не отпирайся, я знаю, что ты материшься от восторга, и поверь, язык ангелов — самое сексуальное, что я слышал.

Ересь, срывающаяся с его губ, возмутила бы любого верующего человека, да тот же Сэм с его благоговейным трепетом перед ангелами, узнай, как именно Дин обращается к Кастиэлю — пришел бы в ужас.

— Ты охуенно-соблазнительно выглядишь со стороны — кстати, в следующий раз напомни мне, чтобы бы мы сделали это перед зеркалом, окей? Ты должен себя видеть.

Интересно, можно теперь сменить статус Дина с праведника на первого грешника, ведь он сознательно взрастил собственное учение, со святотатственными представлениями об обязанностях лучезарных ангелах. Безупречный любовник с идеально тугой задницей, податливый и согласный на все — если кто-то сказал бы так о Касе, Дин, не задумываясь, спустил бы всю обойму, чтобы научить говнюка уважению. Не то что вслух сказать, даже подумать об этом немыслимо.

— А знаешь, какие мысли стали бы последней каплей перед оргазмом? — Голос срывается, становится глухим, с какими-то резкими, острыми интонациями. — Что я трахаю ангела, Воина Господня, что он послушно позволяет мне то, о чем другие не могут даже помыслить. Что ты мой.

Дин двигает сильнее по ноющему, пульсирующему члену, другой рукой сжимает соски, грубо, как любит, и, кажется, он почти на грани.

— И... знаешь что, Кас? Знаешь что, ты, гребаный сукин сын? В следующий раз я с удовольствием встану в колено-локтевую, чтобы ты почувствовал, какой кайф я получал каждый раз, втрахивая тебя в матрас, в сиденье Детки, зажимая везде, когда Сэм не видит. Ждать, пока ты сам к этому придешь, потребуешь, у меня больше нет сил, — надоело, правда, потому что ангел не понимал, что такое отношения, никогда не просил о большем, и всему приходилось учить, объяснять. — Кас, ты же всегда хотел добиться от меня подчинения? Я буду упрашивать, молить, чтобы ты вставил мне сильнее, глубже. Уржаться, блин, но, думаю, тебе польстит: свою задницу я никому не доверял, и ты будешь первым. Я знаю, что у тебя получится настолько круто, что мы пошлем к чертям весь мир и не будем вылезать из кровати несколько дней. Ну как тебе такая мотивировка, Кас, чтобы выйти из сумрака?

Лекарство Дина, прописанное им самим себе же: молитва Кастиэлю вместе с разрядкой, как способ снять душевное и физическое напряжение, как спусковой крючок всем запертым мыслям, как способ не сойти с ума в том водовороте проблем, что заставляет его задыхаться.

— Ты мне нужен, Кас, — легко произносить то, что давно напрашивалось, жгло язык и невидимым пунктиром проходило через все поступки-разговоры-взгляды. — Возвращайся.

Дин кончает, как-то тускло и незаметно. Удовлетворение от оргазма слабое, не приносящее облегчение, а ощущение от секса на расстоянии по воображаемому телефону-приемнику больше всего похоже на горечь.

Алгоритм дальнейших действий прост: привести себя в порядок, пойти в ванную и спрятать запачканные спермой полотенце в самый низ корзины для белья. Теперь Сэм не увидит, ведь брат сам скрытничает, ему не до того, чтобы следить за чужими секретами и недомолвками — свои бы не выдать. Интересно, а какой у него маяк, какая константа, что возвращает ему силы для ежедневной борьбы? Дин тут же обрывает эти мысли: словно бы он не знает ответ на этот вопрос, ведь Винчестеры как якоря друг для друга, а у Дина просто есть дополнительный, не менее сильный и значимый.

Окружающее пространство расплывается, поэтому приходиться опереться намыленными руками о раковину в ванной. Дин позволяет себе быть слабым всего на секунду, еще немного — и в броне не будет ни единой вмятины. Если не поможет этот аргумент, которым Дин решает воспользоваться в последнюю минуту: сказать те самые, запретные слова, пусть и не прямым текстом, то когда Кастиэль вернется и начнет оправдываться за свое недоверие, одного «извини» будем мало. О, это обязательно произойдет, потому что ангел мастерски наступает на одни и те же грабли.

И сейчас — Дин не простит.

Через минуту, когда хлопанье крыльев так и не вспарывает тишину мотельной комнаты, Дин поднимает голову и смотрит в зеркало. Человек, который в нем отражается, кажется смертельно уставшим.

@темы: закончен, мини, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: «Сэм в смятении»
Бета: нет
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр и рейтинг: слэш; PG-13
Пейринг: Сэм/Кас, неявный винцест
Размер и статус: драббл; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, XIV-28. А можно мне дико и не взаимно обуреваемого похотью и ревностью Сэма, наблюдающего за тем как такой желанный Кас строит отношения с Дином?
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.

Сэм знает себе цену, насколько он хорош, и это не предвзятая, раздутая самомнением оценка.

В Стэнфорде девушки любили его за вежливость и внимательность, так как он, как последний романтик, носил цветы на первое свидание и баловал их шоколадками. Друзья ценили в нем преданность и честность, зная, что в случае чего он всегда подставит плечо. Преподаватели уважали за добросовестность и исполнительность, без колебаний назначая талантливого студента на ответственные задания.

Пусть Сэм мечтал об ином образе жизни, чем вечная охота и малопочетный статус героя, так как он сопровождался таким количеством минусов, что все плюсы сразу забывались, но, тем не менее, охотник из него вышел неплохой. Десять из десяти, стрит-флеш против каре — Дину, обучавшему его стрельбе и покеру, стоило гордиться младшим братом.

С тех пор, как у Сэма был ломкий голос и непропорционально-вытянутую фигуру, прошло много лет, и он изменился. "Возмужал", - сказал бы отец, "расцвел", - ухмыльнулся бы Дин. Жаловаться на внешность кому-либо из семьи Винчестеров было бы лицемерием, ибо все мужчины из их рода славились привлекательностью и обаятельным магнетизмом. Объективнее, Дин красивее, но ведь и Сэм не урод, у него никогда не существовало на этой почве комплексов — слишком свежи в памяти воспоминания о былых спорах со старшим братом по поводу грязных носков или чавканья за столом.

Сэм знает себя. Но он знает и Дина — и сколько помнит, старший брат постоянно был на два шага впереди. В учебе путем хитрых манипуляций со шпаргалками и подсказками от самых умных девушек класса он умудрялся не скатываться до уровня «тупой и еще тупее», первые красавицы бегали за ним, как привязанные, упрашивая пойти на самую крутую вечеринку в году, Джон, почти не скрывая, возлагал на брата большие надежды.

Дин всегда первый, не прикладывая к этому никаких усилий, во всем. Надо ли говорить, что и Кастиэля, ангела Господня, он очаровал настолько быстро и сильно, что тому теперь не был нужен никто, кроме старшего Винчестера?

И Сэм психует. Молча, держа все в себе, сначала изводясь ревностью к ним обоим — Касу и Дину, а потом мучаясь от того, что не имеет права на подобные чувства. Ревновать Дина смешно, ведь Сэм для Дина и Дин для Сэма сделают все, что угодно, продадут душу, убьют себя, сожгут полмира и вывернут Ад наизнанку. Ревновать Кастиэля еще смешнее — хотя бы потому, что тот абсолютно не замечает страданий Сэма, и взгляд его синих глаз сосредоточен на одном человеке. И, увы, это не Сэм.

Сэм старается все делать правильно, чтобы Кастиэль обратил на него внимание. Когда Дин вспылит и засыплет Каса ядовитыми оскорблениями, он пытается поднять настроение ангелу теплыми словами и ободряющими улыбками.

Доброжелательно отвечает на все наивные вопросы Каса, от «Какой любимый пирог Дина?» до «Есть ли вероятность, Сэм, что Дин оценит возвращение на пару часов в далекий 1973 год, чтобы присутствовать при дебюте своей любимой рок-группы?»

Ухаживает за раненым ангелом — хотя за все года их дружбы это случалось всего парочку раз — в то время как Дин уходит в бар, хлопнув дверью, и сидит в кресле рядом с Кастиэлем, старательно притворяясь спящим, когда ночью Дин крадется к Касу, чтобы на пару минут замереть над его кроватью.

Сэм вежливее, внимательнее, открытее, чем Дин, но у него не получается. Ни хрена не получается, блять — Кастиэль по-прежнему держит Сэма на расстоянии и очень не любит, если до него дотрагивается кто-нибудь, кроме Дина.

Потому что с братом у них более глубокая, черт возьми, связь, потому что у Дина вместо крови гребаный афордзиак с эффектом привыкания, и Кас теперь навечно привязан-повязан на нем. «Когда Кастиэль впервые прикоснулся к тебе в аду, уже тогда он был потерян для Небес», - бросила обвинения Дину в лицо одна из ангелов, и это настоящая правда, неприятная, колючая, обвязанная проволокой правда.

Сэм любит брата, правда, но иногда ему хочется, чтобы Дин умер. А возможно, если бы не существовало другого члена их треугольника – Кастиэля, то было бы легче. Или же лишняя переменная в уравнении он сам, и наилучший выход для Сэма – отойти в сторону, пока два желанных человека строят отношения?

Сэм в смятении.

@темы: драббл, закончен, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: «Как на ладони»
Бета: нет
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр: пре-слэш
Пейринг: динокас
Рейтинг: PG-13
Размер и статус: драббл; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, заявка  Dizzy_Little_Angel, XV-19. Сэмоцентричный Динокас. Сэм проснулся раньше обычного, от вкусных запахов долетающих с кухни. Незаметно подглядывать, как Дин учит Каса готовить, и деликатно скрыться, когда эти двое "немного отвлекутся". ВНИМАНИЕ: продолжение к драбблу "Одна из фотографий"
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.

Сэма будит отдаленный шум и обалденный аромат, проникающий сквозь приоткрытую дверь в комнату. Сонное сознание не сразу делает наиочевиднейший вывод: в бункере Летописцев живут трое, и если Сэм только что проснулся, то кто еще может хозяйничать на кухне? Дисплей смартфона показывает, что еще слишком рано, и можно отдохнуть, но Сэму становится интересно, с чего вдруг Дин поднялся ни свет ни заря.

Тапки каким-то образом забиты под кроватью в самый угол, пол холодный и жжет голые ступни: словно бы Сэма перенесли на машине времени назад, в 1989 год, когда он пробирался в пижаме, босиком, к старшему брату, привлеченный вкусным запахом, а десятилетний Дин готовил ему на день рождения праздничный завтрак.

С энтузиазмом позевывая и рискуя вывернуть себе челюсть, Сэм добредает до кухни и слышит разговор, мешать которому совершенно не хочется. Вряд ли Дин дошел до болтовни с самим собой, по телефону на такие личные темы он ни с кем из ныне живущих обсуждать бы не смог, а это значит, что его собеседником является никто иной, как…

— … Так что да, готовить я умею. Когда он капризничал и отказывался съедать свои любимые кукурузные хлопья, приходилось брать в руки кулинарную книгу и включать фантазию. Мелкий в детстве был таким занозой в заднице, — голос Дина наполнен непривычной, ласкающей интонацией, и Сэм знает, что в эту минуту брат улыбается. Смешно, но несмотря на внешние противоречия, они всегда были настроены на одну волну: этим утром ностальгия просыпается не только у Сэма. — Собственно, он и сейчас таким остался. Дай мне перец.

Сэм секунду размышляет, какова вероятность, что Дин обращается к, например, Чарли, решившей почтить берлогу Винчестеров — как девушка обозвала их дом — своим приездом в семь часов в воскресенье, и признает, что шансы на подобное стремятся к нулю и даже заходят в минус. Правильнее было бы уйти, но любопытство и небольшой процент изумления удерживает его на месте. Дин что, учит кое-кого готовить?

— Сэм хороший человек, — мягко произносит Кастиэль. Кастиэль, на которого гипотетически Дин до сих пор злится, но, видимо, за прошедший день или ночь у них состоялось долгожданное примирение. По крайней мере, еще вчера Дин напоказ игнорировал Каса и лишь огрызнулся на просьбу Сэма быть с ним помягче. — У него добрые глаза, а они отображают душу, и пусть эта человеческая идиома слишком тривиальна, суть не меняется.

Ложка звякает о край миски, в динамиках, с убавленной на самую маленькую шкалу громкостью — чтобы его не разбудить, с внезапной благодарностью понимает Сэм — ведущий объявляет о новой композиции, слышится шипенье брошенного на сковородку чего-то мясного, так как запах специфический. Странным образом подглядывание за Дином и Касом входит у Сэма в привычку, и хотя на этот раз ему не хочется фотографировать близких ему людей, он снова непроизвольно превращается в шпиона. Но как различны отношения между Дином и Кастиэлем: в тот раз у них было полное взаимопонимание, а в этот — упреки, затаенные обвинения из-за дурацкой скрижали и, наконец, восстановление шаткого равновесия.

— Когда-то по приказу своих крылатых начальников ты намеревался прикончить его.

— Дин, — Сэм не самый мягкосердечный человек, это точно, но сейчас ему хочется пнуть брата: настолько сильная боль, и покаяние, и осознание вины чувствуется в произнесенном имени, поэтому зачем ворошить старые обиды?

Молчанье кажется неловким, словно Дин сожалеет о вырвавшихся словах. Сковородка яростно огрызается, когда к мясу добавляется какая-то заправка. Через полминуты Дин отрывисто говорит, и в его устах это кажется белым флагом и практически извинением:

— Помой их и порежь.

Кран булькает несколько секунд, а потом отрыгивает шумящий поток: в раковине барабанят струи воды, так как Кастиэль что-то моет. В динамиках, словно бы на заказ, вдруг раздается знакомое: «Rising up back on the street did my time took my chances», и Дин, разумеется, тут же хрипло начинает подпевать своей любимой группе, фальшивя как только можно. Сэм морщится: пенье брата по утрам в душе или в Импале он всегда приравнивал к самым изощренным пыткам и порой предлагал использовать в качестве нового метода в экзорцизме: дескать, услышав завыванья Дина, демоны добровольно покидали бы занятое тело и отправлялись бы прямиком в Ад. Но совершенно внезапно, вместо ожидаемого ироничного комментария, которыми порой отвечал Кастиэль на язвительность Дина, раздается смех: тихий, необидный и искренний.

Кастиэль… смеется? Немыслимо.

Сэм не выдерживает и выглядывает из-за угла: Дин, в одной футболке, крутится у плиты, лопаткой переворачивая жарившуюся на сковородке говядину, купленную вчера, Кас, засучив рукава плаща, который почему-то не снял, и рубашки, сидя за столом, гипнотизирует взглядом брата. Ангел кажется расслабленным, вокруг глаз у него собираются лучики, и всю его фигуру словно окутывает теплое сияние.

Стоять в его возрасте с открытым ртом неприлично, но Сэм правда удивлен: раз Кастиэль может спокойно выдержать отвратительнейшую из отвратительных привычек брата, а Дин за пятнадцать секунд разрядить атмосферу и развеселить Каса, то значит, что они друг друга действительно л…

Неловким движением ангел пристраивает вымытые томаты на разделочную доску и вооружается ножом наподобие ангельского клинка, словно бы ожидая коварного нападения и собираясь защищаться.

— Кас, такое ощущение, что ты хочешь устроить тут кровавое харакири, — веселое фырканье Дина еще лучше пения показывает, что брат в отличном настроении. — Ну кто так держит нож, скажи на милость? Черт, ты как ребенок.

Дин подходит к Кастиэлю со спины и накрывает своей ладонью ладонь ангела, показывая, как правильно надо резать овощ. Рука Каса более изящная и не такая загорелая, как у Дина: запястье хрупкое, пальцы длинные с аккуратными розовыми ногтями. Дин же никогда не расстается с любимыми кольцом, тоненьким веревочным браслетом и массивными часами, и последние визуально делают его запястье еще более широким, чем оно есть на самом деле.

Под руководством Дина дело у Кастиэля спорится, и вскоре томат порезан на тонкие дольки, однако Дин не спешит отходить.

— Давай еще один, для тренировки, — какое-то время слышится характерный мерный звук, какой бывает при шинковании, а потом Сэм моргает и потому не замечает, каким образом нож и помидор оказываются лежащими в стороне, а Дин и Кастиэль зачарованно всматриваются в друг друга, не разнимая рук.

Все как на ладони: неосознанная ласка, почти-секс через невинное прикосновение. Подушечками пальцев Дин воздушно поглаживают, вычерчивают линии жизни, ума или судьбы — в хиромантии Сэм, увы, не силен — Кастиэля, а не щеках ангела расползается алый румянец. Сейчас как раз тот момент, когда Сэму стоит деликатно удалиться, иначе позже он не сможет без смущения смотреть на этих двоих. Внезапно объявленный блок новостей на радио разрушает оцепенение: Дин, вспомнив, что он чересчур увлекся, быстро отодвигается и краснеет, а потом и вовсе увеличивает звук на приемнике, словно возводя тем самым стену между собой и Касом.

Сэм ни с того ни с сего чувствует острое разочарование.

— Ну вот, мясо готово, — наигранно легкомысленный тон брата никого не обманывает: но в отличие от Сэма, Кастиэль не понимает причину раздражения Дина. Дина, который всегда злится, когда видит, что проигрывает самому себе.

— Дин?

— В конце поливаем сметанным соусом и добавляем нарезанные помидоры, — выкладывание мяса на тарелку словно бы отнимает все внимание Дина, и потому он игнорирует вопросительные взгляды Кастиэля. Сэм как никто другой знаком с излюбленной тактикой брата не замечать невысказанных вопросов и замешательства. — Уяснил, как надо готовить?

— Уяснил.

— Тогда сейчас нальем в стакан апельсинового сока и пойдем будить нашу Спящую Красавицу.

Сэм, по-прежнему незамеченный, бесшумно пятится в коридор и быстро идет обратно в свою комнату. Сделать вид, что он только проснулся, когда брат постучит в дверь, нетрудно, и это необходимо, иначе Дин может замкнуться в себе, узнав, что Сэм стал свидетелем картины, столь несвойственной характеру «несгибаемого парня», которого всю жизнь играет Дин.

Почему-то старший брат уверен, что демонстрировать привязанность кому-то является уголовно-наказуемым преступлением против самого себя.

Сэм знает, что переубедить Дина сможет только время.

И, возможно, Кастиэль.

@темы: закончен, мини, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: «Уродец»
Бета:  Тион, спасибо за помощь!
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр: пре-слэш
Пейринг: динокас
Рейтинг: PG-13
Размер и статус: драббл; закончен
Саммари: написано на Destiel one string, заявка  Viallen, бонус к IV туру: Кастиэль в чистилище предстает перед Дином в таком вот виде

картинка

) H-, A+
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.

читать

Когда Дин видит это существо, сидящее на берегу озера, согнувшееся под немыслимым углом, он впервые пугается за все время пребывания в Чистилище. Монстр не похож ни на кого из встреченных в помойной яме всей Вселенной, но он, безусловно, самый отвратительный из тех, кого Дину приходилось видеть. Огромное, вытянутое тело, покрытое не то синеватыми наростами, не то выпуклым защитным узором, с неестественной маленькой головкой на толстой шее и непропорционально длинными лапами, заканчивающимися какими-то щупальцами и парочкой шипов, не вызывает симпатии. За спиной у твари дрожат сложенные крылья с несколькими черными перьями на фоне остальных серых — по всей видимости, раньше они были белоснежными, но, черт возьми, разве возможно сохранить их чистоту в условиях постоянной охоты и борьбе за выживание? Дину не по себе от того, как ведет себя это существо — почти как человек, потерянный и утративший всякую надежду, и убивать его отчего-то неприятно, но нельзя оставлять столь опасного противника у себя спиной: малейшая ошибка в Чистилище может стоить жизни, а Винчестер, черт возьми, должен еще найти Каса и вернуться обратно в свой мир. Поэтому Дин бесшумно подбирается к несчастному уродцу, мысленно обещая безболезненно избавить его от мучений, которые тот явно испытывает в этом месте, но когда он заносит мачете, существо стремительно оборачивается и сильным ударом выбивает оружие из его рук.

А потом отшатывается, нелепо взмахивая руками, словно увидев нечто неожиданное.

Дину плевать, почему тварь теряет свою воинственность, он кувырком подбирается ближе к отброшенному оружию, группируясь и готовясь отразить чужой удар. Но атаки нет: безобразный монстр, вместо того, чтобы следовать законам Чистилища — убей или будешь убит — предпочитает скрыться, и что-то в его косом беге говорит, что отступает он не из-за страха или неравных сил. Да будь его воля, Дин бы уже валялся во влажной, пахнувшей плесенью траве с разодранным острыми шипами горлом! Достоверного и удовлетворяющего объяснения столь странному поведению не нашлось, поэтому пришлось смириться с глупым выводом о человекофобии — что-то в облике существа подсказывало Дину, что по возрасту тот наверняка был ровесником левиафанов. Впрочем, размышлять о спятившей твари у него нет времени: Кастиэль, возможно, в это самое мгновение отбивается от превосходящих по численности противников, и ему требуется помощь.

Второй раз, когда Дин видит гигантского нескладного уродца, вводит его в еще большее замешательство. Винчестер как раз заканчивает допрашивать оборотня, не видел ли тот где ангела, как откуда-то выскакивает еще несколько волков, и ему пришлось бы худо, если бы не объявившийся неведомый защитник. Дин, спихнув с себя вонючую тушу оборотня и вытащив из его тела кинжал, замирает от удивления, завороженный танцем смерти. О, как различается тот монстр, глядящий на собственное отражение в воде, и этот: уродец словно сбросил давившее к земле бремя и сражался так яростно, так неугомонно и безудержно, что враги только успевали заметить его приближение, чего уж там говорить об ответных ударах — да и кто мог завалить такого гиганта? Несмотря на отталкивающую внешность, что-то в его облике все равно цепляло, он был гармоничен и да - по-своему красив, вдохновленный битвой. Невиданная, сознательно подавляемая сила таится в грациозных движениях уродца, и, когда он прикладывает руку к голове последнего живого оборотня, Дину вдруг тесаком режет по сердцу: именно так обычно Кас выжигал сущности демонов в человеческих телах. Уродец же, словно о чем-то вспомнив, или, быть может, почувствовав неприязненный взгляд Дина, вздрагивает и всего лишь сворачивает шею зубастому монстру, хотя явно собирался сделать что-то другое. После этого так же бессловесно поворачивается и спокойно бредет в сторону, не ожидая подлого удара, словно не сомневаясь в благородстве Дина. Только теперь тот замечает, что вокруг пояса уродца повязано некое подобие сари: оборванное, продырявленное в нескольких местах, подметающее подолом землю, усыпанную пожухлыми листьями, но фантазия живо дорисовывает такие же худые и жилистые задние лапы, как и передние, разрисованные голубыми линиями.

— Что ты от меня хочешь, тварь? — крик Дина несется вслед существу и, словно бы на секунду став материальным, заставляет того споткнуться, будто ему прилетел остро отточенный кинжал в спину. Огромные, неухоженные крылья дрожат и вдруг опускаются, поникают: господи, хоть это была и бредовая мысль, но, кажется, Дин обижает неосторожным обращением своего спасителя. — Стой!

Уродец ускоряет шаг, спеша к черте леса, и, чертыхнувшись, Дин поднимается с земли: хрена с два он просто так отпустит его, пока не вытрясет нужные сведения. Но уродец пропадает, сливается ли с темными мрачными деревьями, растворяется ли в мутной воде небольшого ручейка или улетучивается ядовитыми испарениями — неизвестно. Дину не нравится чувствовать себя обязанным, но уродец не выглядит тем, кто однажды придет требовать долг крови. Видимо, тварь и правда сошла с ума, и ее сознание по неизвестной причине закоротилось на Дине.

Безумие в безумном мире едва ли безумно, и Дин догадывается, кто не дает ему свалиться в манящую пучину сумасшествия — Кастиэль, идиот Господень.

Третий раз Дин замечает своего безобидного преследователя краем глаза, когда устраивается с Бенни на привал: уродец попытался скрыться за раскидистым дубом, который в темноте превратился в очередного монстра, и маскировка прошла бы успешно, не будь его крылья чересчур своевольными. Когда Бенни дружески хлопает Дина по плечу, без слов благодаря за помощь сегодняшним вечером, и чуть задерживает ладонь, в который раз молча предлагая снять напряжение, одно из крыльев существа судорожно дергается, и Дин улавливает это движение. Стараясь не показывать собственную осведомленность, он непринужденно поворачивается, словно бы потягиваясь от усталости: Бенни за его спиной подбирается, тут же прочесывая настороженным взглядом окрестности — у них хорошо получается читать мысли друг друга. Что не удивительно, если двадцать часов в сутки — хотя в Чистилище не может, конечно, идти речь об обычном измерении времени — сражаться спиной к спине. Вампир, словно бы в поисках какой-то вещи в сумке, нагибается и одними губами спрашивает:

— Где? — но Дин, поняв, кто является их сталкером, непроизвольно расслабляется и лишь качает головой, показывая, что все в порядке. Несмотря на угрожающие размеры и внешность, существо не кажется злобным, и оно спасло Дина от гибели — вряд ли у него кардинально поменялись приоритеты за столь короткий срок. Более того, совершенно нелогично в Дине появляется устойчивое доверие к уродцу: чутье, что на него можно положиться в этом враждебном мире.

Дин, не терпящим возражения голосом, объявляет, что будет дежурить первым, и когда Бенни укладывается спать, — ну или делает вид, что укладывается, плевать — Винчестер разворачивается прямо к дереву и глядит в то место, где по его расчетам находилась голова уродца. Следующие сорок минут они с существом играют в «кто кого переглядит» — абсолютно безрезультатно, надо признать. Уродец упорно не шевелится, не желая поигрывать в противостоянии, и Дин уже лениво размышляет над тем, не позвать ли самому это нелепое создание, как вдруг в паре метров от них с Бенни на землю пикирует парочка левиафанов. Они, не обращая внимания на вампира и человека, бросаются на уродца, а тот старательно отбивается, тревожно оглядываясь по сторонам. Видимо, инстинкты вопят ему о приближении еще двух левиафанов еще до того, как те в самом деле показываются на прогалине, которую облюбовали два напарника.

До человека и вампира никому по-прежнему нет дела, и можно уйти незамеченным, но у Дина с левиафанами личные счеты. Бенни берет на себя правого из парочки, стремительно бросаясь на него сзади на спины, обнажив клыки, а Дин — левого. Лезвие мачете с потрясающей легкостью отрубает голову чудовищу, и на Дина брызгает чернильными каплями крови.

Уродец к этому времени уже успевает справиться со своими противниками и теперь застывает неподвижной статуей: ломкой и абсурдной, как картины какого-нибудь спятившего гения. Он выглядит одухотворенным и наполненным светлым сиянием, доказывающим, что злу нет места в его сущности. Откуда появляется тайное знание, что существо понимает человеческий язык, и что оно подбирает слова, чтобы начать разговор, Дин и сам не знает. Он ждет, просто ждет, потому реплика вампира застает его врасплох:

— Значит, у тебя объявился поклонник, Дин? — похабно скалится Бенни, вытирая черную кровь с губ рукавом. — Нечего стесняться, вон он какой «красавчик».

Кавычки столь явны, что Дин морщится. Но он никак не ожидает, что уродец вдруг тихо взвоет, и его мычанье будет больше всего напоминать сдавленный вопль боли и ярости. Дина почему-то пробирает от неподвижного взгляда темных, выпуклых, как у насекомых, глаз, и на душе появляется неприятный осадок, ощущение непоправимой ошибки, когда уродец ковыляет вглубь леса.

Лишь спустя позорно долгое время Дин понимает, почему уродец защищал человека как самого себя, почему его преследовали лефиафаны и почему он так напоминал Каса. Никто из убитых Винчестером монстров и вправду не лгал, когда клялся, что никогда не видел Кастиэля: просто потому, что Дин диктовал не те приметы.

Ему кажется, что еще секунда, и ребра треснут от бесконечной, бьющей раскаленной лавой в самое сердце вины, жгучей горечи и злости — на самого себя.

@темы: драббл, закончен, фанфик, слеш, Supernatural, PG-13

---

Название: «И никак иначе»
Бета:  Твоя_дивизия
Фэндом: «Сверхъестественное» ("Supernatural ")
Жанр: пре-слэш
Пейринг: динокас, винцест односторонний
Рейтинг: R (за маты)
Размер и статус: мини; закончен
Саммари: пост-тайм 4 сезона, АУ. Дин приходит на помощь к Касу, которого похитил evilСэм.
Дисклеймер: готова стать домоработницей Джеев, но, увы, они не мои.


Импала, взревев двигателем, останавливается перед фешенебельным отелем за пять минут до назначенного в записке времени. Парковка расчищена: его ждали. Дин, похлопывая Детку по капоту, смотрит на мигающее светящимися окнами здание, слишком вычурное и претенциозное, словно пафосная девица. Защитные обереги от демонов убраны в бардачок еще при въезде в город, и Сэм наверняка за ним уже наблюдает — не через камеры слежения, а используя свои новые сверхъестественные штучки, поэтому Дин старается подавить тревогу внутри и наигранно беззаботно потягивается, разминая мышцы после трехдневного марш-броска. Стоит ему подойти к входу, как возникший словно бы из ниоткуда швейцар с поклоном открывает дверь.

— Прости, чаевых не оставлю, сам на мели, — ухмыляется ему Дин и салютует взбешенной шестерке ада, нацепившей шкуру седоусого мужчины. — В другой раз, приятель.

Демон разъяренно шипит ему вслед, и Дин чувствует себя чуть лучше.

Место, которое Сэм выбрал для встречи, было весьма предсказуемым: где еще может восседать Король Ада, как не в пятизвездочном отеле? Джон лишь раз останавливался с сыновьями в заведении подобного уровня: когда им пришлось разбираться с загадочным убийством горничной в одном из номеров, о котором все СМИ тщательно умалчивали.
Шаги гулко отдаются от стен, холл пуст и потому навевает мрачные мысли. В центре зала широкая лестница: перила позолочены, а ступени покрыты тяжелым красным ковром — Дин сравнил бы себя с кинозвездой на церемонии Оскар, будь на нем смокинг, а не любимая кожаная куртка и джинсы, только камер не хватало. Портье за стойкой, единственный из демонов, за исключением швейцара, которого Дин заметил за это время, знаками показывает следовать за ним. Он вызывает лифт, но в кабинку не заходит, лишь нажимает нужный этаж. Вся эта заботливость похожа на то, что Дина, как повязанный бантиком подарок, доставляют прямо к имениннику.

Изменяющиеся электронные цифры на табло усиливают волнение. Дину хочется передернуть плечами, чтобы стряхнуть с себя чей-то тяжелый пристальный взгляд, но он терпит. Страх, что на самом деле его обвели вокруг пальца, как последнего дурака, проходит: Кас здесь, в этом нет сомнений, и ему плохо.

Створки бесшумно растворяются, прямо напротив лифта дальше по коридору комната с табличкой «666» — дурацкая шутка — и Сэм там, потому что у ее двери застыли два охранника в черных костюмах, как в голливудских боевиках. Парни выглядят достаточно угрожающе, чтобы внушить должное почтение к своему господину, но Дина это только смешит: словно бы что-то может произойти в здании, наполненном верными песиками, скрывшимися до поры до времени.

У него, конечно, была припрятана бутылка со святой водой, несколько довольно сильных амулетов, подаренных Памелой, и кольт, да только игрушечным пистолетиком разве напугаешь зверя? Сэм уже не наглотавшееся крови демонской потаскушки сверхъестественное чучело, а полновластный повелитель всех монстров, прячущихся в ночи.

Другое дело, что и Дин уже не совсем Дин, и он приехал не карать, а забрать свое — но лишь от Сэма зависело, насколько безболезненно все пройдет.

Дверь легко открывается от толчка.

— Шикарные апартаменты, — присвистывает Дин, оглядывая просторный номер-люкс, чем-то напоминающей позолоченную клетку, сделанную для него ангелами перед взломом последних печатей, запирающих Люцифера, — ирония судьбы, что поделать. Площадь настолько огромна, что можно было загнать сюда парочку грузовиков и заняться их ремонтом. Вычурный камин с дубовой отделкой, кремовые шторы, из окна, возле которого примостился стол, — вид на побережье, зеркало на полстены с нарядной рамой, в центре двуспальная кровать, на которой уснешь вдвоем и потеряешься. — Неужели даже шелковые простыни?

Улыбка Сэма открытая и безобидная, словно бы не он месяц назад пролил кровь сотни людей, чтобы провести в Лоуренсе какой-то ритуал. В белоснежном костюме и бежевой рубашке с алой розочкой в нагрудном кармане он, положив руки на подлокотники, восседает в кресле, как на троне. К его ногам прижимается Руби, по-прежнему в теле чернявой коматозницы, и глядя на нее, Дин потрясенно застывает, на секунду забыв о цели своего приезда и бушующей внутри него злости.

— Не могу сказать точно, так как еще не испробовал кровать по назначению. Наличие множества кандидатов создает тяжелую проблему выбора, к сожалению. Быть может, ты избавишь меня от нравственных мучений и пожелаешь составить мне компанию? — Сэм так знакомо вздергивает бровь, что в груди колет, но почти незаметно, поэтому легко проигнорировать.

— Твоя сучка, пожалуй, сделает это с большей радостью, чем я, — против воли вырывается колкость, хотя насмехаться над ней в данный момент не хотелось. Видит бог, Дин с момента знакомства мечтал пристрелить паршивую тварь, потому что именно с ее появлением все пошло наперекосяк, а он вовсе не мать Тереза, но сейчас Руби вызывает лишь жалость. Содранные кровоточащие участки кожи и синяки по всему телу, крючья, впившиеся в руки и ребра, изнеможенное смертельной усталостью лицо — она была явно не в лучшей форме. Можно сделать скидку на извращенные сексуальные игры, но в таком случае они слишком жестоки и кровавы. — Так ты что, все-таки помнишь о праве сотрудников на отдых, и Руби провела классные каникулы на Мальдивах?

Кас в этой комнате: знакомые мурашки пробегают по спине, как бывало каждый раз, когда ангел оказывался рядом. Дин оценивает обстановку, пытаясь понять, где тот может находиться, и просчитать пути отступления, когда придется пробиваться на свободу с боем: Сэм не отпустит их просто так, помахав ручкой и пожелав счастливого пути.

— Прошу прощения за бестактность, ей еще долго обучаться манерам, — цепь ошейника, обернутого вокруг шеи девушки, звякает: Сэм натягивает поводок. — Руби, поздоровайся с моим братом.

Руби механически приветствует Дина, не поднимая глаз: и хоть она, казалась, давно сломлена изощренными пытками, почему-то от ее слов тянет еле сдерживаемой ненавистью. Сэм, по всей видимости, тоже улавливает пробившиеся в бездушном голосе эмоции: он вдруг резко приподнимает девушку за подбородок и с минуту вглядывается в глубину ее зрачков. Руби не шевелится, но у Дина мелькает мысль, что сейчас ее пожирает огонь изнутри, и она извивается от боли в руках Короля Ада, хоть внешне остается недвижимой и бесстрастной, как статуя.

Сэм — чудовище, не стоит об этом забывать. Ошибка Дина в том, что он как раз таки постоянно забывает.

— Не смотри на меня так, Дин, моя девочка заслужила наказание, верно? — голос Сэма теряет мягкие, ласкающие интонации и приобретает другие: ледяные, пугающие, доказывающие — наравне с другими факторами — его новую сущность. Руби кивает, и Сэм снисходительно поясняет: — Она заставила меня усомниться в том, кто был предан мне всей душой. Разумеется, нельзя сказать, что это только ее вина, так как еще одна тварь подточила мою веру в него, но большая ответственность лежит именно на моей дорогой Руби. И хоть для общего дела в итоге все обернулось лучшим образом, ей пришлось отвечать за свои действия.

— Значит, ты так благодаришь свою шлюшку за достигнутую при ее содействии цель? Херовый из тебя начальник, Сэм. Обычно за подобное выдают премию.

— Поверь, того человека ей лучше было бы не трогать.

Дин непонимающе хмурится: какой подтекст кроется за этой обтекаемой фразой, и на что же именно Сэм намекает? Может, Руби испортила с кем-то переговоры по демонским поставкам всякой херни и тем самым сорвала важные планы? По мнению Дина, она должна в роскоши купаться за то, что помогла новому властелину пройти весь путь к воцарению, за то, что питала своей кровью его просыпающиеся способности, за то, что защищала от врагов. И от Дина в том числе — единственного, кто мог предотвратить надвигающуюся катастрофу и не дать Сэму перейти на темную сторону.

Дин так облажался: Сэм, хоть и не выпустил Люцифера из темницы, решил сам возглавить демонов и стал главной мишенью всех охотников, позволив разрастись всем отрицательным качествам, которые таились в нем с подросткового возраста.

Кас же потерял все, поверив в звезду Дина. Ангел прекрасно понимал, чем ему грозит ослушание, но тем не менее нарушил приказ своего прямого начальника и перенес Дина в монастырь Святой Марии, да только жертвы были впустую: на месте величественной постройки остались развалины, и ни одного намека на присутствие Сэма с Руби. Ради него ангел пошел против Небес, и поэтому Дин пожертвует жизнью, если понадобится, чтобы сейчас спасти крылатого идиота. Раз уж брата не удалось.

— Ты так трогательно размышляешь, что Руби могла натворить, поэтому я готов пойти на уступку, — мягко смеется Сэм, потеряв интерес к бывшей помощнице и полностью обратив свое внимание на Дина. От него волнами исходит такая властность и уверенность, что Дину немного не по себе. — Одно твое слово, и она будет прощена. Или же наоборот — я могу убить ее. Думаю, чтобы ты не выбрал, Руби будет за все благодарна.

Выражение в глазах девушки очень сильно напоминает мольбу, и Дин думает, сколько всего ей пришлось пережить, чтобы опуститься до такого состояния. И хоть он самую чуточку рад, что черноглазая сучка не пирует в шикарных дворцах Преисподней, ее положение лишний раз доказывает, насколько Сэм лютует, став демоном, и какую опасность он представляет для всего мира.

Дин не хочет участвовать в играх, которыми тот развлекается.

— Мне плевать. Я даже рад, что ты хоть и запоздало, но понял, насколько ядовиты ее речи, — Дин ни на йоту не лжет: его сейчас волнует другое, хотя против воли вспоминаются события трехлетней давности и эпопея с печатями после возращения его из Ада. — Где Кас?

Кастиэль, Слуга Господний, пострадал лишь из-за того, что Сэм слишком болезненно, ненормально повернут на Дине. Еще до того, как ангельские посланники известили о пропаже собрата — а если быть точнее, некий Бальтазар, предварительно выдав множество оскорблений, настойчиво интересовался о местоположении Каса, — смутная тревога забурлила в Дине. Чувство, что с Касом творится нечто неладное, не давало ему покоя, и после того, как друг не отозвался на призыв, подозрения подтвердились. Сборы в дорогу не заняли много времени, он без раздумий бросил охоту, которой в тот момент занимался, лишь сообщив Бобби, что в Питсбурге орудует ругор. Вся его конспирация вскоре полетела к чертям: до этого он сознательно сторонился других охотников, так как родственные отношения с Антихристом были своеобразной красной тряпкой для разъяренных мужчин, но угроза жизни Каса заставила забыть его о предосторожности. Дин потерял покой и сон, пытаясь найти малейшие зацепки, опрашивал всех, кого можно, но все было впустую: никто не мог ему помочь. Вызванный демон перекрестка был последним средством, прибегать к которому не хотелось, но, как оказалось, у появившейся эффектной брюнетки в платье и так было послание для него: записка в белом конверте с указанием всех координат и условий встречи. Вскипевшая кровь демона из перерезанной глотки и изогнутые в страдании губы ненадолго утолили жажду мести Дина.

Когда Сэм ушел поднимать свою армию, подчинив себе и Лилит, и Руби, Дин чувствовал себя разбитым, разодранным на мелкие кусочки. Сэм, по всей видимости, упивался собственным могуществом, и так как изменить человека без его желания, да к тому же если он активно не желает изменяться — невозможно, Дин сдался. В первый год охотник с головой погрузился в расследования, хватаясь за несколько дел сразу, сознательно рисковал и отключал эмоции: идеальная машина для истребления нечисти. На второй — Дин нашел новый способ подавить все угнетающие мысли: напиться до невменяемого состояния и подраться хорошенько в баре. Но однажды появился Кас, просто сев за столик рядом с Дином, смотря на него так, словно проникал в душу: они молчали, но топиться в алкоголе было не в кайф. Только не под вдумчивым, понимающим взглядом.

Кас одним своим присутствием сделал так, что дышать стало легче, он помог Дину снова взять себя в руки и по-винчестеровски игнорировать то, что нельзя исправить.

— Дин, Дин, Дин, — цокает языком Сэм. Он выглядит спокойным, но Дин знает его с пеленок — несмотря на всю эту демонскую мишуру — понимая, что под маской безмятежности кроется недовольство. — Ты невежлив. Мы с тобой уже полтора года не виделись, разве ты не хочешь узнать, как у меня дела? Лично я с удовольствием выслушаю все твои новости. Кстати, радует, что ты прислушался к советам и не привел за собой хвост, хотя, с другой стороны, кто сунется в самое пекло?

— Не было времени собрать этот самый «хвост», — как, впрочем, и желания. Ведь Сэм прав: даже если Дин и обдумал бы с предполагаемыми сообщниками до мельчайших подробностей план по низвержению дьявола в ад, к этому моменту все участники заговора, кроме него, разумеется, были бы мертвы. На совести Дина и так много смертей, чтобы самому звать людей на заведомо проигрышную операцию. — Но поверь, очередь надрать задницу демонам и лично Сэму Винчестеру выстроилась бы от Монтаны до Колорадо.

— Не хочешь рассказать, чем занимаешься? По-прежнему охотишься без напарника? Ах да, твой единственный напарник сейчас гостит у меня.

В ответ на издевку Дин демонстративно выхватывает припрятанный за пояс кольт и щелкает предохранителем. Сэм смотрит на его действия с вежливым любопытством, отчасти даже недоверчиво, и это злит. Он убежден, что полностью владеет ситуацией, но у Дина во внутреннем кармане куртки припрятан еще не ведомый тому козырь: зажигалка и кирпичики, похожие на детские кубики с буквами или рисунками. Стоит их поджечь и прочитать короткое заклинание — и грозное оружие активировано.

— Мы оба знаем, что кольт, как и весь остальной твой арсенал, на меня не подействует.

— Хочешь проверить? Отпусти Каса. Зачем вообще он тебе понадобился?

До Дина доходили слухи, что на самом деле произошло в ту роковую ночь в монастыре Святой Марии, когда со смертью первородного демона должен был начаться апокалипсис. Лишь прибыв в Ильчестер, Сэм Винчестер раскрыл свои истинные намерения: он вовсе не собирался убивать Лилит и выпускать тем самым Люцифера, а вместо этого занялся закреплением за собой положения нового лидера и устранением всех возможных соперников. Ни одного демона не было в тот период на Земле, в то время как шла борьба за власть в Аду, пока самый сильнейший не подчинил всех. Преисподняя содрогнулась, когда ее трон занял младший Винчестер. Разобравшись в первостепенных вопросах, Сэм решил, по всей видимости, тщательно изучить оставшегося противника и для этого распорядился поймать в ловушку любого ангела. Сначала пропал Захария, потом — Кастиэль. На первого засранца Дину было плевать с крыши Эмпайр-стейт-билдинг, но Кас… Если он узнает, что Каса пытали, будет много крови. Не его.

— Видишь ли, с тех пор как ты получил столь могущественные артефакты в свое распоряжение — кстати, не расскажешь, как именно? — даже я не могу найти тебя, как, впрочем, ты уже должен был понять. И что мне оставалось делать? В диалог ты вступать не хочешь, связи с тобой нет, оставался старый проверенный способ. Идея взять нашего общего друга в заложники показалась мне заманчивой и результативной, ведь ради этого паршивого ангела ты примчишься быстрее ветра, где бы ни находился. Словом, Дин, предлагаю сделку: сначала мы поговорим, а потом ты получишь его пернатую тушку в целости и сохранности.

— Неужели в Аду все психологи взяли отпуск? — насмешливо интересуется Дин. — У меня встречное предложение. Я знаю, что он в этой комнате. Как только ты его освободишь, будет тебе разговор.

Возможно, Дин сошел с ума, но голос Кастиэля преследовал его всю дорогу, уговаривая не поддаваться на провокации, прося за что-то прощение, повторяя молитвы на енохианском, но его шепот скорее напоминал бред не осознающего себя человека — поправка, ангела, — что тревожило до усрачки. Дину не привыкать к терзающей душу вине, которая сопровождала каждый его шаг всю жизнь, и особенно после перерождения Сэма, но в ситуации с Касом его эмоции были наиболее остры: он ощущал ответственность за ангела, стоявшего плечом к плечу с ним столько лет. Кастиэль стал частью его семьи, и никак иначе.

Сэм поднимается, отряхнув брюки, и подходит к окну. Не поворачиваясь, он спрашивает:

— Как ты об этом догадался?

Руби, закованная и обездвиженная, остается сидеть возле кресла, охранники на входе даже не заглянули ни разу с момента его появления здесь, а Сэм слишком уже открыто подставляется. Если бы Дин захотел, он бы мог материализовать карающую десницу Бога — меч Михаила, который всегда с ним, и пронзить Короля Ада.

Если бы захотел.

— О чем?

— Что он здесь.

Дин не знает, стоит ли отвечать, поэтому ограничивается коротким:

— У меня ангельский радар.

И это чистая правда: Каса он чувствует, как самого себя, что, возможно, как-то связано с отпечатком ладони на диновом плече. Нет, серьезно, вдруг клеймо — какой-нибудь двусторонний радиомаячок, и через него между ними натянулась тончайшая нить, чьи малейшие колебания улавливает Дин.

— Который настроен лишь на одного из них, — наклоняет голову Сэм, развернувшись к нему. На его губах играет легкая рассеянная полуулыбка, но роскошная хрустальная люстра на потолке начинает дрожать, свет мигает, а стены, кажется, несколько секунд ходят ходуном. — В данный момент он ничего не видит и не слышит, и меня это устраивает. Не беспокойся, никому крылышки подрезать я не собираюсь.

Дин усмехается.

— Предлагаешь поверить словам дьявола?

— Предлагаю поверить словам брата, — резко бросает Сэм.

— Кровососу, психопату и извращенцу со стажем в одном лице. О да, конечно, звучит обнадеживающе.

— Ты забываешься, — сверкает глазами Сэм. Что-то подсказывает Дину, что с таким тоном к нему давно никто не обращался. — Напомнить, с кем ты разговариваешь?

— Нет, блин, не догадываюсь: может ты — сделавшая пластику Джесси Джейн?

Руби застывает: злорадная, предвкушающая расправу. Ебаный стыд, Дин что, сбил ее кота на дороге или убил троюродную бабушку во время недавней охоты, когда демоны осадили Ривер-Пэсс? У Дина было слишком много разговоров из категории: «Давай останемся друзьями» или «Детка, это не то, что ты подумала, и я сейчас не сосался с твоей лучшей подругой», чтобы не узнать такой взгляд. С чего вдруг ей хочется выцарапать ему глаза и выпустить кишки?

Но Сэм, вместо того чтобы разозлиться, смеется: запрокинув голову, громко и с непередаваемым весельем. На щеках у него появляются знакомые ямочки.

И все почти как прежде.

— Ты знаешь, сколько в аду демонов имеют хорошее чувство юмора? Единицы, — успокоившись, жалобно вздыхает Сэм. — Разве что Мэг. И Кроули, конечно, но излишне долгое общение с изворотливым мерзавцем может сказаться на самочувствии: высокая концентрация желчи и яда, что поделать.

По идее Дин должен ненавидеть ту тварь, в которую превратился Сэм, или бояться, но ему это не удается: брат не слишком изменился. На вид Сэм — это все тот же Сэм, который был всегда, лишь прикупивший новые шмотки да обзаведшийся экстравагантной спутницей.

— Сочувствую тебе и твоему горю. А теперь, быть может, ты мне скажешь, что с Касом?

Сэм колеблется, но потом пожимает плечами. По щелчку пальцев завеса, скрывавшая Каса, тает: ангел сидит посреди пентаграммы в центре комнаты и смотрит прямо в то место, где стоит Дин, хотя он явно его не замечает — по всей видимости, его мини-темницу окутывает тьма. Видимых повреждений нет, но кто знает, насколько быстро проходит регенерация у созданий Господа? Выглядит он, по крайней мере, хреново.

— Кас!

Дин пытается подойти к нему, но натыкается на невидимый защитный кокон по контору круга. Он гневно поворачивается к Сэму:

— Что ты с ним сделал, ублюдок?

— Ничего серьезного, поверь. Просто узнал некоторые подробности о его боссе, но с ним обращались ласково, правда.

— Ласково? Он, блядь, обдолбанный, как не знаю кто.

— Побочный эффект относительно безобидного заклинания, — равнодушно пожимает плечами Сэм. — Кастиэль был неразговорчив, хотя, признаться, выслушивать его бесконечные: «Пути Господни неисповедимы» утомляло. Чего не скажешь о Захарии: сукин сын почти сразу начал языком чесать, после того, как ученики Аластора провели на нем несколько мастер-классов для меня, и даже жаль, что он был нужен не для раскрытия ангельских секретов. Кстати сказать, болевой порог у говнюка был очень низкий — я даже не успел насладиться процессом пытки.

Сэм знает, куда ударить — воспоминания о сорока годах в компании Аластора болезненны до сих пор. И он также знает, чем зацепить — интересом об участи Захарии. После тех памятных событий не-случившегося-Апокалипсиса Дин не видел больше надутого чванливого придурка с нимбом над башкой: сначала с охотником просто не искали встреч, потом его защищали ведьмовские мешочки, а потом жопа с крыльями из своей небесной резиденции попала в когти Сэму.

— И чем тебе досадил Захария?

От мгновенно почерневших глаз Сэма, как ни странно, становится легче — это помогает Дину вспомнить, что брат превратился в монстра, и с этим ничего не поделаешь.

— Всем, — какой контраст: белый костюм и темные глаза. — Если я скажу, что это была личная месть, а шкатулка с тайнами наших крылатых противников шла попутно, ты ведь все равно не поверишь?

— Ты прав.

— Тогда придется. Черт возьми, Дин, этот Захария настоящий урод, — Сэм несколько секунд молчит, словно раздумывая, говорить дальше или нет, а потом его словно прорывает, и он вываливает все, что копилось долгое время. Его голос дрожит от ярости, и истерзанная сучка со страхом смотрит на него, явно чего-то опасаясь. — Дин, я только сейчас узнал: когда я ушел с Руби, когда мы подрались, ты готов был принять меня обратно несмотря ни на что! Именно Захария изменил то голосовое сообщение, которое ты мне отправил. Из-за него я думал, что даже ты отвернулся, что предал, и потому так легко покорился тьме, что жила во мне.

Дин не идиот. Точнее, порой он поступает, как идиот, или до него медленно доходит, как до идиота, но сейчас он понимает: Сэм свирепствует из-за него. Из-за того, что в прошлый раз, когда они виделись, Дин отказывался называть брата по имени, пока, оставшись один, не понял, что тело и разум по-прежнему находятся под контролем самого Сэма, и демонического кукловода не существует. Из-за того, что Дин, хоть и вычеркнул Сэма из своей памяти, никогда не выполнит последнюю просьбу отца. Из-за того, что сейчас Дин скрывается от него всеми силами.

Дин смотрит на замученную Руби, и ему чуточку стыдно перед ней.

— Как будто бы блядский звонок настолько важен, что остановил тебя.

— Не остановил бы, но был важен, — Сэм пользуется точно такими же приемами, что и в детстве, когда проникновенно пытался уговорить Дина сделать то, что ему было нужно: разящая наповал искренность, капелька надежды, умоляющие интонации. Манипулятор хренов. — Дин, все могло быть по-другому.

— Не лги мне, Сэм, — рычит Дин. — Или себе — не знаю, кого ты хочешь обмануть. Признай, что ты продумал все заранее: как перехитрить демонов, просчитал все возможные ситуации, чтобы свергнуть Лилит. По-другому быть не могло. Только так, и никак иначе.

Как по сигналу Сэм меняется, будто скидывает маску притворства, и становится Сэмом-нынешним: беспощадным, опасным, злобным получеловеком-полудемоном. Каждое его слово словно покрыто льдом, края которого могут порезать до крови.

— Хорошо, ты прав, — Сэм неприятно кривится. — Зато ты понимаешь, что я всегда оправданно жесток и наказываю лишь тех, то реально виноват? Потому что Захария и Руби отдалили нас друг от друга.

Дин качает головой. Усталость от всего стучит иллюзорным молотком изнутри черепа.

— Нет, Сэм. Хватит.

Ему хочется сказать, что искать виновных — гиблое дело, так как последствия от неправильного выбора из нескольких возможных нельзя отменить, но зачем озвучивать очевидное? На перекрестке они пошли в разные стороны.

Сэм молчит. Возможно, в нем еще осталось что-то человеческое, потому что он не поступает так, как поступили бы на его месте другие демоны: не угрожает убийством Кастиэля, лишь бы Дин остался с ним, хотя и близок к этому. Дину не нравится, в какой тупик они зашли, и Сэму, видимо, тоже, потому что он встряхивает волосами и весело хмыкает.

— Я тут осознал: это наш самый долгий разговор за последние два года. Почаще, что ли, устраивать облавы на наивных ангелочков?

Дин в два шага оказывается рядом с Сэмом и прижимает дуло кольта к его горлу. Тот не шевелится, на его лице застыл странный голод, и Дин вдруг понимает, что их поза чересчур интимная, и они слишком близко друг к другу.

— Не смей о таком даже думать, — раздельно говорит он. — Мне насрать на ваши демоно-ангельские разборки, но если с Касом еще что-то случится, если кто-нибудь из твоей свиты тронет его хоть пальцем, я разобьюсь в лепешку, но найду способ, как закрыть Адские врата навечно и прихлопнуть тебя лично.

Винчестеры не забыли, кем они являются друг для друга, и, даже оказавшись по разные стороны баррикад, не готовы направить оружие в спину другому. Но Дин сейчас взбешен, как никогда раньше: Кас не должен становится разменной монетой в его отношениях с Сэмом и мучиться в плену неизвестно сколько. Кас вообще не должен страдать.

— Узнаю этот тон, — Сэм улыбается, сука. — Обычно после этого ты толкаешь речь о семье, о жертвенности, о том, что один всегда защитит другого. Так что, Кас у тебя теперь играет роль младшего брата и занимает переднее сиденье в Импале? Или, быть может, у него статус повыше? И роль любовника как раз ему по вкусу?

Дин хочет убить Сэма за одно только предположение: и нет, не потому, что его бесит абсурдность идеи секса ангела с кем-либо — если честно, трудно представить, как Кас трахает партнера или партнершу с привычно-отрешенным лицом или же, наоборот, подставляется. Дело в презрении, которым Сэм щедро сдабривает свои слова, словно он знает тайну, позволяющую ему так пренебрежительно отзываться о Касе, словно он имеет право.

— Что за хуйню ты несешь?

— В ожидании твоего приезда мы очень мило побеседовали с Кастиэлем на самые разнообразные темы. Хочешь грязную подробность? — Сэм чуть наклоняется и шепчет ему в ухо: — Ангелам доступно вожделение, пусть и не в таком значении, какое придает ему человек. И твой Кастиэль до сих пор невинен, как ребенок. Чудесно, правда?

Дин замирает и на секунду забывает про осмотрительность: именно на это и было направленно заявление. Сэм неожиданно дергает его на себя, притирается к бедрам и, удерживая за спину, не дает испуганно отшатнуться. Тело жжет там, где они соприкасаются — Сэм горячий, словно из печки, и выше на парочку дюймов, что тоже не доставляет комфорта. От него пахнет пряной туалетной водой, а во взгляде Дину мерещится ревность пополам с безумием, что, блядь, совсем ненормально.

Совсем, блядь.

— Дин, — говорит Сэм, и просящие нотки в его голосе удерживает Дина тотчас же дать ему в морду, наплевав на то, что тот в любой момент может размазать его по стенке. Нотки, которые рождают ассоциации с побитым щенком и потерявшимся в торговом центре маленьким мальчиком. — Я соскучился. По нам.

Дин думает: это его гребаная вина, что Сэм стал таким, что его зрачки сейчас узкие и вытянутые, что он может похоронить в огне полмира одним движением руки, что он возжелал собственного брата. Когда, в какой момент отношения между ними сдвинулись в неправильную сторону? Дин не доглядел, не уделил времени или наоборот — невольно заставил младшего брата чувствовать зависимость и черпать силы лишь в нем, переходя границы дозволенного. Если Дин в какой-то миг смог победить собственных демонов и не допустить… ничего не допустить, то Сэму это не удалось. И надо было дать ему уйти, не вмешиваться в яблочно-пироговую жизнь с Джесс, не втягивать в дерьмо, что существовало кругом, не привязывать снова к себе. Не стоило идти на поводу эгоизма — теперь приходилось расхлебывать его последствия. Рот пересыхает, Дин откашливается, прежде чем ответить, надеясь, что Руби достаточно дезориентирована, чтобы не услышать тихое:

— Я тоже, Сэмми, — в горле позорный комок. — Я тоже.

Если не считать нового статуса Сэма, если забить на всю эту паранормальную чушь — беда также в том, что они имеют в виду под этими словами совершенно разные, несопоставимые вещи.
Сэм нуждался в двуликом Янусе, брате и любовнике в одном лице, и хоть ради семьи Дин готов на все, то, о чем просил Сэм, было выше его сил.

— Так в чем дело, почему у нас не может быть все как прежде? — лихорадочно, с каким-то отчаянием шепчет Сэм. — Ты же заметил: я не собираюсь уничтожать мир, не даю распоясаться демоном. Да я, черт возьми, гораздо милосерднее отношусь к людям, чем те же Азазель с Лилит или Кроули — ты его не знаешь, и это хорошо, поверь.

Моральные принципы семьи Винчестеров расшатаны неимоверно, если они вообще когда-нибудь существовали, однако искреннее непонимание ужасает больше всего.

— Может оттого, что ты убиваешь охотников, которые переходят тебе дорогу? Проводишь ритуалы на крови, а адские гончие носят тебе тапочки по утрам? Или может потому, что вместо вегетарианских салатиков теперь питаешься кровью своих подружек?

Дин резко отталкивает брата и подходит к Кастиэлю. Ему приходится чуть сосредоточиться, чтобы подавить мысли о Сэме и разорвать опутывающую паутину: небесное оружие, дарованное ему, как сосуду Михаила, служит отличным средством, а злость — энергией. То, как младший брат пытается добиться своего — отвратительно. Похищение Каса, чтобы всего лишь перекинуться парой фраз, по всей видимости, самый гарантированный способ вывести Дина из себя.

И да, то, чего именно пытается Сэм добиться, — гораздо хуже.

Защитная пелена то ли за счет усилий Дина, то ли по желанию Сэма, исчезает, и ангел вздрагивает, увидев его.

— Дин, — глаза Кастиэля удивленно распахиваются, и хоть взгляд как всегда серьезен, что-то теплится в них, чувства, которые не должны испытывать ангелы — так он сам говорил. Кас неуверенно поднимается с пола: казалось, он не верил в спасение, не верил, что Дин пойдет против Короля Ада, открытого противостояния с которым избегал уже несколько лет, и выполнит простые условия сделки: «приходи один», грозящие обернуться пленением неудачливого спасителя. — Что ты здесь делаешь?

— Спасаю тебя, дурень, — под сэмово хмыканье Дин соскабливает ножом линии на пентаграмме, удерживающей ангела, и заключает его в объятия. Кас не двигается, но Дину это неважно. Ему необходимо удостовериться, что это не искусно наведенная иллюзия, что это Кас, и он живой, смыть обжигающую греховность Сэма, который поделился своей лихорадкой, найти успокоение с тем, кто никогда не предавал, почувствовать тепло его тела. Пока нет времени разбираться в тех мотивах, что руководят им самим, главное: Кас в порядке. — Сдается мне, что я как нельзя кстати.

— Нуждался в помощи твоей, но и помыслить я не мог, что молитвы все мои услышаны будут, — Кас смотрит словно впервые, словно увидел нечто невероятное, словно он… заворожен им. — Узреть тебя я рад, Дин.

Что-то особенное есть в том, как Кас произносит его имя. С бесконечной теплотой, с интимной мягкостью, удлиняя гласную. Даже под пытками Дин не признается, что ему нравится, когда ангел так собственнически зовет его.

— А уж я-то как рад, приятель, — только сейчас Дин вспоминает, что в комнате они не одни: но зрители безмолвны.

Сэм задумчив и мрачен, Руби плевать на все — и Дин вдруг остро понимает, что происходящее — как яркий, излишне детализированный сон: обстановка кукольного домика, ненастоящая, а сами они картонные фигурки. В последнее время Дин часто думает, что вся его жизнь — дерьмовый сериал с зашкаливающим рейтингом и сумасшедшими сценаристами, ведь если подумать, она слишком безумна, чтобы быть правдой. Разборки между ангелами и демонами, в которых он нечаянно оказался замешан, прыжки в будущее с помощью пернатой машины времени, подозрительно увеличившаяся за последний квартал цена на «Азиатские сиськи», инцест между братьями и… скручивающее низ живота желание по отношению к неземному существу, старательно заталкиваемое в глубины подсознания.

Кроме того, разве это нормально: спокойно разговаривать с непримиримым врагом? Не в характере Винчестеров — как минимум — и все-таки, Дин не спешит пользоваться оружием.

— Вы продолжайте, продолжайте. Нам понравилось, правда, Руби? Дин, ты так трогательно о нем заботишься. Признаться, меня впечатлило кудахтанье курицы-наседки.

Когда-то давно, еще в прошлой жизни, Дин ответил бы шуткой, и на этом тема была бы закрыта, но сейчас это не кажется уместным.

— Мы уходим, — заявляет Дин, поддерживая под руку Каса, который вот-вот потеряет сознание. Сон, пища, питье, как смертным, ангелам не требуется, но за неделю заточения Кас ослабел настолько, что едва переставляет ноги и, кажется, даже не совсем понимает, где находится. Вот тебе и «одно заклинание», подонок. Хотя верить самому Сатане уже нонсенс. — Только попробуй меня остановить.

— А что ты сделаешь, если я не соглашусь? — интересуется Сэм, и по его лицу непонятно: то ли он сейчас прикажет демонам напасть на них, то ли спокойно отойдет в сторону.

— Скажем так: чудо-бомба против твоих дружков у меня с собой.

Дин не мухлюет в кои-то веки: все так и есть. В один из городов Мичигана его привел след вампира, вздумавшего создать собственное гнездо, и, проглядывая местную прессу в поисках упоминаний о кровавых убийствах, Винчестер наткнулся на сообщение о подростке, который после попадания в него молнии начал делать предсказания. Несмотря на явный скептицизм автора статьи, интуиция Дина взвыла: дело не такое чистое, как кажется. И в тот момент, когда паренек жаловался ему на странные сны и символы, появляющиеся у него в сознании, а Дин размышлял, как бы виртуозней слинять от спятившего мальчишки, появился Кастиэль и объяснил, что на самом деле происходило с предполагаемым психом. Оказалось, псих был вовсе не психом, а пророком, но так как Чак был жив, а двум Хранителям Слова Божьего на земле не бывать, его способности не реализовались полностью и лишь изредка прорывались наружу в виде сновидений о будущем. Дин с трудом уговорил Каса не рассказывать ангелам о Кевине — мальчишка должен был поступить в Принстонский университет, как и хотел. Зачем портить жизнь подростку, у которого столько радужных планов? Перед уходом Кевин в благодарность рассказал Дину о взрывоопасной смеси, направленной против исчадий ада, рецепт которой снился ему два месяца подряд. Ингредиенты, необходимые для заклинания, Кас собирал по всему свету, а чуть позже Дин весьма успешно опробовал революционную идею спрессовать их в небольшие, удобные брикеты: в случае опасности требовалось всего лишь поджечь плитку, и от демонов оставалась горстка пепла.

Сэм замирает, как хищник, почуявший дичь.

— Чудо-бомба? Вот как? — блядь, кажется, это было ошибкой: в глазах брата знакомый исследовательский огонек. Ибо Сэм ни черта не изменился. Азартные интонации настораживают Дина еще больше, чем, к примеру, выкрикнутая с трагедийным пафосом угроза. Раздается еле слышный звон: это Руби шевелит закованными руками, звенья на ее ошейнике блестят, как драгоценные камни. — Никогда не слышал о подобном. Покажешь?

Сэм вдруг щелкает пальцами, и в комнату врывается с десяток демонов: ублюдок сделал это специально. Кас выпрямляется, чтобы помочь отразить атаку, и надо действовать мгновенно: намерения у адских созданий самые кровожадные, словно бы Сэм спустил на него свору голодных и раззадоренных собак. Дин, закрывая собой ангела на всякий случай, выхватывает твердую плитку со смесью из кармана, произносит заклинание и мгновенно поджигает брикет зажигалкой.

Яркий свет затапливает комнату, все демоны падают на пол: глаза у них выжжены, а рты открыты в беззвучном крике. Сэм остается стоять на ногах, но выглядит неважно: побледневший и оглушенный, а Руби, захлебываясь воем, подползает к его ногам — ее, видимо, хоть и защитила сила повелителя, но не смогла уберечь от всех лучей.

— Сильно, — Сэм потирает скулу, на которой расцветает саднящий порез, и задумчиво смотрит на собственную кровь. Обычную, красную, как у всех. Не то чтобы Дин ждал волшебных изменений, но Сэм выглядит человеком, и поэтому его трудно воспринимать, как мировое зло. Порез затягивается, словно бы его не было.

— У меня в запасе еще несколько штук. Устроим тир из твоих шавок, или ты дашь нам пройти?

Не самая лучшая из идей Дина: угроза самому Дьяволу, который способен стереть его в порошок и потом посыпать им в качестве удобрения клумбы в адском дворике, а, тем более, если Дин решит перевоплотиться, тогда их битва грозит обернуться разрушением не одного города и не одной тысячей безвинных жертв. Дину не нужно сражение, но, если понадобится, если придется, он готов, потому что поклялся освободить Каса любой ценой. Наверное, Сэм читает в его взгляде эту решимость.

— Вперед, — поджимает губы Сэм, указывая на выход. — Мне некогда больше тратить время впустую, но кое-кто из моих слуг точит на тебя зуб, и порой я должен идти им навстречу, сам понимаешь. Кстати, полагаю, Кастиэлю не помешает медицинский осмотр, так что, надеюсь, у тебя хватит сил выбраться отсюда как можно скорее. Драться до победы или поражения, как нас учил отец, помнишь?

Сэм, не прощаясь, кладет руку на затылок Руби, и они растворяются в воздухе. Слава богу, он обходится без показушных спецэффектов вроде взорванных фонарей и ударов грома, как любили баловаться некоторые из высших демонов.

И хоть Сэм, перед тем как исчезнуть, выглядит безумнее и беспощадней, чем в начале встречи, и, возможно, в аду деньки настанут не из счастливых, Дин не жалеет: он должен был в который раз подтвердить, что не разделяет похоть Сэма к нему. Дин на все бы пошел, чтобы избавить брата от этой болезненной ненормальной зависимости, но это не в его силах.

За дверью слышится топот: обещанная Сэмом когорта обиженных.

— Кас?

— Да?

— Если мы не сдохнем, напомни мне сводить тебя в стриптиз-клуб, ладно?

— Если для тебя это так важно, то хорошо, Дин.

— Ты сам будешь рад.

Кас с едва уловимым недоумением смотрит на него, и Дина охватывает какое-то странное спокойствие, ощущение небывалой цельности и правильности. Несмотря на всю опасность их положения, Дин думает о том, что исполнение обещания станет весьма пикантным: приватный танец и греховное поведение, стриптизерши в красных латексных костюмах и кружевных чулках, с рожками и белыми крылышками — Дин точно не даст ангелу умереть девственником.

Охотник поудобнее перехватывает рукоять кинжала в одной руке и бомбу в другой: теперь он спокоен и собран, Кастиэль рядом, а значит Дин обязан поставить мир на колени и наебать в очередной раз чертову судьбу, которая постоянно втравляет Винчестера в неприятности.

И постараться как-нибудь забыть, что младший брат уже три года как первый среди демонов Преисподней, что он по-прежнему испытывает к нему отнюдь не братские чувства, сходя с ума от невозможности добиться взаимности, и что количества дерьма в жизни не уменьшается.

Дин разберется со всем — как всегда.

И никак иначе.

@темы: закончен, мини, фанфик, слеш, Supernatural, R

---

Название: "Старик"
Жанр: зарисовка, PG-13, АУ, джен
Статус: закончен
Саммари: Иккинг - "старик, преисполненный сожалений" (с)

***
На дереве Иггдрасиль, того, что дает приют и равновесие, бесчисленное множество листьев есть судьбы ничтожных смертных, то факт известный и ребенку. Но что, если два одинаковых листа произросли из общего стебля – искривленным зеркалом отражающие друг друга и столь похожие непохожие жизни? Мудрость шептала желающим слышать: в ином измерении все могло произойти по-другому.

Закат рассек незыблемую целостность, разделив ее пополам – на небеса, которые поражали своей девственной чистотой, и своенравное море, вздымавшее упругие стеклянные воды. Розоватые подтеки на горизонте, появившиеся словно бы в результате могучего удара в центр мира копьем-Гунгни, которое направил князь асов, восседая верхом на быстро скользящем Слейпнире, рождали несмотря ни на что умиротворение и безмятежность. Как будто издалека слышался крик беспокойных чаек и шум плескавшихся тайнами мироздания волн. Алая шелковая ленточка для волос трепетала на ветру, сорванный в порыве «дай-хочу-быстрей» лепет с жадных губ, кожа к коже, между любящими - чистое незамутненное наслаждение, закипающее в крови, и растворенная нежность. Все как будто вернулось в тот первый год, когда они сделали шаг от «я» и «ты» к «мы» и не могли насытиться друг другом, и не было нескольких довольно напряженных ссор и разногласий, словно Фенрир вырвался на свободу и поглотил солнце – считали каждую минуту, проведенную вместе. Опьяненные свободой, счастливцы скользили тенями на драконе наравне с облаками, что даже могли коснуться их руками, купались в обжигающем жидком золоте заходящего солнца, бросались с высоты и за мгновения до погружения в морскую пучину выравнивали полет…

- Дедушка, дедушка, проснись, беда!

Иккинг с трудом вырвался из царства сна – из-за долгой дороги навалилась усталость, да и здоровье в последние годы стало подводить. Над ним склонилась та словоохотливая служанка, что принесла ему в комнату несколько часов назад заказанную нехитрую снедь – краюшку хлеба да кашу, и пока расставляла тарелки, не чуралась развеселить старика задорными шутками. Улыбчивая Рагнхилд со дня на день ждала возвращения жениха из дальнего трехлетнего похода – молодой человек, прежде чем завести семью, вознамерился заработать достаточно средств, чтобы ее содержать. Сейчас девушка выглядела взволнованной и все время в беспокойстве оглядывалась на дверь. Иккинг, спешно натягивая рубаху и нашаривая рукой прислоненную к стене трость, вопросил:

- Что случилось, доченька? - снизу доносился шум беготни и ругани, мимо его комнаты несколько раз испуганными ланями пробегали другие горничные и несколько постояльцев.

- Разбойники напали! Поторопись, родимый, а то не успеем укрыться от иродов.

Иккинг, с трудом поднявшись на ноги, так как протез давным-давно следовало поменять и ржавчина уже начала есть металл с одного края, подхватил заплечную суму и, опираясь на руку Ани, похромал к выходу. Хозяин «Веселого бражника», как капитан тонущего корабля, уходил в последнюю очередь – лишь удостоверившись, что жильцы и работники покинули трактир, он запер на несколько замков дубовую дверь, словно бы они могли защитить здание от разграбления, и поспешил прочь. Городом овладела настоящая паника – люди метались как рыбы в сетях удильщиков, спешно воздвигали баррикады, а немощных, больных и детей отводили в защищенное место. На лицах проходивших мимо воинов горела угрюмая решимость защищать своих близких, что доказывалось звоном оружия и блеском доспехов, в которые мужчины и некоторые из женщин облачились для брани.

- Быстрей, дедушка, - чуть не плача, умоляла Рагнхилд. – Я живу там, спрячемся в подпол, как придем.

Маленький и заброшенный домик, притулившегося рядом с чертой леса, на который она указала, напоминал старого больного человека, несколько лет не вставшего с постели. Дальнозоркость Иккинга помогла разглядеть покосившийся забор с несколькими прорехами, прохудившуюся крышу и слепые окна с пыльными стеклами. Возможно рама, выкрашенная прежними хозяевами, раньше поражала своей яркостью, но сейчас потускневшая болотно-зеленая краска – насколько можно было разобрать ее цвет к сумерках - навевала только уныние.

- Сама спасайся, милая, благослови тебя Тор. Что взять с дряхлого старика по сравнению с богатством, которое таит целомудрие юной девы?

Удалившись в глубокую чащу и построив себе сруб, окно в котором во время злых буранов приходилось занавешивать ватным одеялом, а зимой долго и упорно расчищать дорожку к сараю, Иккинг и забыл, что такое забота и человеческая доброта. Сейчас, спустя столько лет, желание выбраться в общество пересилило ненависть, и путь его длился много дней, прежде чем он вышел на многолюдный путь и пристроился к каравану купцов, которые ехали на ярмарку. В Хайд-Рокке до сих пор настроением жителей заправлял Праздник.

- Нет, - упрямо мотнула головой Рагнхилд и еще сильнее сжала его ладонь. Что-то неуловимое в ее облике напоминало об Астрид - не такие же светлые кудри, не курносый нос и даже не голубизна глаз, а какое-то внутреннее сияние, невидимая сила. - Это не обычные головорезы, они повелевают летучими монстрами, поэтому остаться на улице смерти подобно.

- Летучие монстры? – только одних существ так называли испокон веков. – Д…драконы?

- Да, пусть молния падет на них! Именно поэтому мы сейчас сбегаем, а не пытаемся обороняться – изверги с адского Олуха постепенно подчиняют себе все новые и новые территории, и нашему доброму конунгу уже месяц назад донесли, что они запланировали нападения на северо-западном направлении. Мы до последнего надеялись, что несчастья минуют наши земли. Соседи нас не поддержали, поэтому эта битва будет обречена – но то не значит, что мы сломлены! Пусть сгорая в драконьем пламени, каждый герой докажет верность вождю! – тут она, по всей видимости, вспомнила про жениха, потому что торопливо добавила: - Хвала небожителям, что Хэварда задержали дела в трехстах милях отсюда! Ох, как же я счастлива в великом горе.

Иккинг, казалось, мысленно пошатнулся, продолжая механически ковылять – с грохотом обрушившейся скалы на него навалилось новое знание, словно бы засосало в водоворот во время шторма – стало трудно дышать, все прочие звуки испарилась. Старик слышал лишь ниточку собственного пульса и разрывающий голову немой вопрос.

- Что? – после его побега из родной деревни и самовольного затворничества, он ни разу не узнавал вестей о родных и знакомых, однако Торстейн, лучший муж из живущих, не мог бы допустить подобного, как и его сыновья. Иккинг лучше отрезал бы себе и другим язык, чтобы не молвить подлой клеветы. - Но кто у них главный?

- Ох, дедушка, ты словно бы только вышел из леса! Конунг у окаянного племени никто иной, как Слид Йоргенсон, и его боятся даже рабы.

Перед глазами пронеслись никогда не виденные картины произошедшего – предательство одного из близкого окружения дяди, который возложил на свои плечи обязанности вождя, захват власти заговорщиками и воцарение их порядков. Постепенно, год за годом, изменение в мировоззрение молодых викингов, которые возомнили себя чуть ли не богами, ибо в их силах было усмирить даже самую страшную тварь на острове.

- Йоргенсон, - повторил в ступоре Иккинг и вдруг засмеялся – длинно, горько и скрипуче, будто добрая хозяйка морским песком очищала грязную посудину. Имя настолько говорящее, что не требовалось больше никаких пояснений - ужасный, губительный, подобный яду. Как и фамилия – до боли знакомая. Кто бы мог подумать - ничтожное создание, кичившееся своей мнимой храбростью и трусливо прячущееся за спину других при малейшем признаке опасности, смогло породить грозу свободы?

Неожиданно небо посветлело настолько, и создалось впечатление, будто солнце встало раньше – сотни появившихся драконов изрыгали пламя, от которого деревянные дома вспыхивали с легкостью соломы, и издавали пугающий до умопомрачения рев. На глазах Иккинга стая Жутких Жутей повалила на землю викинга и загрызла его до смерти. Злобные змеевики схватили за шкирку нескольких защитников города и перекидывались телами как мячиками в воздухе – казалось, наездники на их спинах даже что-то весело кричали друг другу. Кошмарные пристеголовы как когда-то давно, садились на крыши и, выдыхая – поджигая газ, взрывали постройки. Даже редкий Шепот смерти, которого Иккинг встречал всего раз за всю свою долгую жизнь, использовал свои вращающиеся зубы не для прогрызания скал, но для умерщвления людей – несчастных, кто попадался им в челюсти, ждала мучительная кончина, ибо их буквально разрывали на маленькие кусочки.

- Один всемогущий, что же я наделал?

Иккинг заметил Громобоя за миг до того, как тот открыл пасть и потряс город до основания акустическим ударом. Старик упал на колени, всколыхнув дорожную пыль, и закричал как раненный зверь – заплакал впервые после той ужасной утраты сорок лет назад, когда потерял в один день и друга, и любимую. В кошмарах до сих пор мелькали картины обезумевшего Костяного дракона, нападавшего на всех подряд, и пытавшегося спасти Астрид Беззубика, который бесстрашно встал на его пути, защищая будущую мать. Белое от страха лицо Рагнхилд, горящие дома, драконы в небе и бегущие люди смазались в одно пульсирующее пятно.

- Ведь я… - голос подвел. Выровняв дыхание, Иккинг договорил:– Я ведь приручил драконов не для диких убийств и… разрушений.

Певучестью битвы здесь и не пахло, лишь резней сильными – храбрых. Драконы, прирожденные убийцы, взращенные природой и человеком, не зная жалости и сострадания, с беспощадной яростью крушили все подряд. Улицы затопили кровь, стоны боли-боли-боли раздавались отовсюду. И всем этим безжалостным действием - безумным и неправдоподобным, ибо происходящие напоминало морок - руководили воины, которые легко спускались со спин своих страшных питомцев и обнажали клинки.

Рагнхилд прижала ладонь ко рту и ахнула:

- Вы тот самый Иккинг, - в ее взгляде зажглось понимание, и о, это хлестало сильнее плети! – искреннее сострадание, будто юная наружность совершенно не подходила ее настоящему, тысячелетнему, безгранично понимающему возрасту. – Так значит кулон, который я заметила, и правда…

- Нет времени! Беги! - прокричал Иккинг с такой свирепостью, что девушка невольно отшатнулась. - Прочь от проклятого всеми богами, которого поцеловала сама Смерть. Прочь, Рагнхилд, храбрая советница в битве!

Девушка разрывалась между двумя противоположными порывами, и лишь выползшее на другом конце улицы Ужасное чудовище с воспламенившейся шкурой заставило ее медленно отступать в темноту, к дому. Как только она исчезла в ночи, Иккинг без страха повернулся к приближающимся соплеменникам, за которыми хаотично летели неповоротливые Громмели и послушной шавкой полз Коварнейший хитролов с четырьмя головами, направленными точно на старика. Пламя разгоралось как рассвет, и на фоне удушливого дыма от сожженных домов четко прорисовывались мощные кожистые крылья крылатых тварей и силуэты убийц, поправших неписанные законы.

- Каждый должен расплачиваться за свои ошибки.

Ужасающее в своей величавости зрелище приближалось, и Иккинг был рад, наконец, поквитаться с судьбой, за себя, Беззубика, Астрид и Олух. За жизнь, преисполненную сожалений, адресованных в вечность проклятий и горечи утраты, вытравить из сердца которую не смогли и десятки лет.

@темы: драббл, закончен, How to Train Your Dragon, фанфик, слеш, PG-13

---

Название: "Нечто драбблообразное"
Бета: нет
Саммари: Полагаю, название говорит само за себя . Цикл драбблов и зарисовок по заявкам на различных фестах.
Примечания: Рейтинг, тип, жанр, герои будут изменяться.
Дисклеймер: Астрид счастлива с Иккингом, Иккинг с Беззубиком, а Беззубик вполне уютно расположился на руках у Крессиды Коуэлл, которую окружили представители «DreamWorks». Мне остается стоять в сторонке и завидовать.

предыдущие

1) Заявка на Cold Fest: «Иккинг | Астрид. Беззубик ревнует, оттого что Иккинг уделяет ему всё меньше времени».

Заявка на Cold Fest: «Иккинг | Астрид. Беззубик ревнует, оттого что Иккинг уделяет ему всё меньше времени».
+ написано по картинке авторства BehindtheVeil, больше на девиантарте

*****
Виктория, смелость всегда поощряется :З
*****

Преданность советует Беззубику послушаться прямого приказа Хозяина и остаться возле кузницы, так как человек два раза четко показывает на клочок земли перед мастерской и повторят свою тарабарщину, прежде чем растворяется в ночи, но что-то внутри сопротивляется. Какой-то инстинкт знать все обо всем тянет: иди. И Беззубик поддается, бесшумно следуя за уверенно шедшим в сумерках Хозяином, словно обладающим ночным зрением. Когда требуется, дракон вспоминает о маскировке, и если Хозяину вздумалось бы обернуться, то он готов в ту же секунду спрятаться за какую-нибудь постройку.

Человеку ни разу за весь путь так и не приходит подобная мысль, и неудивительно, ведь Беззубик – гениальный следопыт и мастер шпионажа. Это подтверждается окончательно, когда парочка Викингов даже не замечает, что мимо проходят Хозяин и через пару мгновений Беззубик.

Дорога выводит к окраине деревне, к лесу, Его человек впереди, Беззубик сзади, но в этот момент правое крыло начинает нестерпимо чесаться, поэтому он, останавливаясь, пытается хвостом коснуться зудевшего места. Свободные движения немного сковывает седло наездника, которое Хозяин не успел снять, так как, по всей видимости, опаздывал по делам и бросил все занятия. Несмотря на неудобства подобно этому, Беззубику нравится чувствовать на теле кожаные ремни как символ для каждого дракона, что он принадлежит кому-то, нравится сворачиваться в клубок возле Хозяина и слушать его разговор с самим собой. В последнее время такие посиделки случались все реже и реже, а тон Человека становился все суше, словно он уже не обладал той наивностью и мечтательностью, как прежде. Хозяин, когда-то бывший прекрасным детенышем, сейчас вырос в настоящего, пусть и двуногого дракона, нарастил мяса и прибавил в весе, что впрочем, для Беззубика не имело значения, так как в его силах было поднять одновременно троих-четверых людишек в небо. По размерам Хозяин почти сравнялся с Главным в деревне: у того густая рыжая борода и громовой голос, и Беззубика он очень любит. Дракон не сомневается в этом – Бородач после пиров начинает долго и ласково лепетать что-то, благодарно целуя в нос или крепко обнимая за шею, при этом Беззубик часто видит наполненные слезами глаза человека. Он не знает, из-за чего тот себя так ведет, ведь врагов Беззубик бы почуял за километры, а уж в отменном здоровье человека не сомневался, поэтому всеми силами помогает двуногому пережить приступы боли без видимых причин. Ведь он все-таки сумел выкормить своего детеныша самостоятельно.

У Хозяина также иногда менялся запах – вплетался посторонний, женский, цветочный, от которого хотелось зафыркать и искупаться в море. Беззубик догадывается, что во всем виновата Самка – белобрысая девчонка в опасной шипованной одежде, которая напоминает хвост Громмеля. Именно из-за нее Хозяин нарушил традицию сидеть, глядя на закат где-нибудь на ветреном пике, и летать перед сном, когда Беззубик рассказывал ему про свою Ночь.
Беззубик не понимает, почему в человеческом мире наступают такие изменения, ведь сезон размножения еще далеко и возможные природные катаклизмы, влияющие не только на драконов, но и людей, не сводят никого с ума. Неизвестно почему, но в последнее время Его человек стал меньше общаться с ним, и Беззубику это совершенно не нравится. Он приносит Хозяину вкусную свежую рыбу, которую даже старательно разжевывает, но слышит лишь брезгливое ворчание в ответ. Он каждое утро усиленно царапает лапами черепицу на крыше, но дверь все реже и реже тот час же открывается, как бывало много зим назад. Он выполняет кручение, которое самому ему не нравится, но всегда вызывает бурную реакцию у наблюдающих, но Его человек продолжает разговаривать с другими и даже не поворачивает голову в сторону воздушных завихрений. В конце концов, он прикидывается больным и хоть тот час получает полнейшую заботу, но стоит ему перестать симулировать, как все возвращается на круги своя.

Наверное, у Хозяина появился новый питомец, и Беззубик намеревается это выяснить, чтобы разобраться с соперником. Вдруг это какой-нибудь Древоруб, которому Хозяин прутиком чешет спину, пока Беззубик тут мучается от неприятного зуда между лопатками!

Дракон оглядывается и понимает, что отстал от Хозяина, свернувшего на развилке тропинки в неизвестном направлении. Не беда – что упустило зрение, не упустит обоняние. Он втягивает воздух и немедленно узнает тысячу новостей о происходящих под покровом ночи и сиянием серебристых звезд событиях. Беззубик чувствует, что совсем недавно мимо поваленного дерева пробежал олень, а за ним спустя примерно час прокралась волчица, у которой недавно родились волчата – запах выступившего молока был очень силен. Постигает, что в паре милях отсюда вот-вот расцветет пахучий цветок, столь ценимый людьми, а где-то рядом, наоборот, несколько кустов с печальным шелестом роняют свои последние листья. Слышит, как какой-то неутомимый зверек шебутится в своем логове под землей, а на ветках близлежащих деревьев зорко высматривают свою добычу несколько сов. Вскоре словно сияющей нитью тянется след Хозяина в пространстве, и Беззубик идет по нему, пока, наконец, не слышит знакомое дыхание на поляне в паре метров от него. Ненавистный запах ударяет в нос – Его человек на свидании с Самкой.

Беззубик интересно, что будет происходить, поэтому он решает, что самая выгодная позиция сверху и тот час же исполняет задуманное. Кто же мог знать, что дерево не выдержит напряжение и согнется с таким скрежетом, что присосавшаяся друг к другу парочка вынуждена будет отпрыгнуть в сторону. Как и ему – отступить в темноту.

- Беззубик!

Дракон знает, что это его кличка, но он не спешит появляться перед нечаянными зрителями его грандиозного падения – стыдно, что попался. Человеческая самка, которая все равно почему-то кажется соперницей, хотя она и не Древоруб, минут десять что-то громко высказывает Хозяину, тот восклицает в ответ не менее сердито, почему-то указывая рукой в сторону прячущегося Беззубика. Наверное, они спорят, покажется он или нет. Подводить своего друга - нельзя ни в коем случае, поэтому Беззубик уныло фыркает и бочком протискивается на открытое пространство, прижимая уши в голове. Глаза Самки мечут молнии, прежде чем она, развернувшись, уходит.

Викинг вздыхает, взлохмачивая волосы на голове, и, кажется, ему грустно смотреть ей вслед. Беззубику очень-очень стыдно, но оставить человека одного сейчас точно невозможно. Вскоре Хозяин словно стряхивает с себя печаль и оцепенение и подходит к Беззубику, проводя теплой ладонью по его морде и что-то говоря. Жаль, что Его человек, наделенный всеми возможными для примитивных людей достоинствами, увы, не способен изъясняться на драконьем языке. Впрочем, интонации фразы - мягкие, успокаивающие, без колебаний помогают догадаться, о чем он толковал.

- Ррргр, - боднул его в ответ Беззубик, словно бы соглашаясь: я тебя тоже люблю, Хозяин.

2) Заявка на Disney-fest: «Осенью все драконы впадают в спячку. H+», осень в процессе написания трансформировалась в зиму.

Заявка на Disney-fest: «Осенью все драконы впадают в спячку. H+», осень в процессе написания трансформировалась в зиму.

Дракон зевает во всю пасть, обнажив ряд острых ядовитых клыков, и медленно моргает, словно бы его ресницы склеились медом – в этот раз в логово, казалось, набилось еще больше сородичей, чем обычно, потому что даже на потолке примостились с десяток ящеров, которые любили висеть вниз головой. Все спят по-разному, свернувшись калачиком или вытянувшись как стрелы вдоль стенок, или наоборот, раскинув лапы, самые миниатюрные для сохранения тепла плотно прижимаются друг к другу.

Дракон невольно ежится, представляя, каково там, снаружи. Греться на солнце, как он привык делать, уже не получалось – день ото дня погода становилась все пасмурней и чаще завывала яростная колючая буря, нежели легкий морской бриз гладил чешую, а ласкающие лучи никак не могли пробиться сквозь толщу тяжелых, набухших туч. Инистая дымка стелилась по земле, опоясывала деревья и, поднимаясь вверх, цеплялась за неровности и выступы в скалах – и становилось зябко и сыро, как будто вся вода испарилась и застала невидимыми каплями в воздухе, все неуютней и неуютней. Когда полет стал опасным из-за бьющих в глаза иголок снега, и видимость сократилась настолько, что он не смог бы различить засаду людей, ему пришлось искать укрытие и перебраться в пещеру.

Здесь, под бесконечным сводом – уютно и сухо. Жар от дыхания всех обитателей Яслей приятно согревает каждый дюйм его тела. Привычный запах водорослей, рыбы и самой стаи - как в детстве, когда дракон только-только вскрыл когтями скорлупу, пробивая себе путь из яйца - рождает чувство безопасности и умиротворения, что неумолимо клонит в сон. Дракон резко вскидывается, стряхивая дремоту - мимо пролетел огромный светлячок с тусклыми крылышками, ударившийся прямо в его нос. Никакой опасности - достойных противников не видно, безобидное насекомое меланхолично продолжает свой зигзагообразный путь и безмятежная нега по-прежнему разлита в воздухе, поэтому приглушенное ворчание утихает. Разбуженные его рычанием другие драконы настороженно оглядываются и, злобно сверкнув глазами на незадачливого неуклюжего самца, поднимающего шум из-за пустяка, вновь засыпают.

Незаметно промчатся снежные дни, и вновь наступит торжество зелени, и он выберет свою самую первую самку и вырастит с ней прекрасных детенышей, будет лакомиться озерной рыбой и развлекаться, уводя из-под носа викингов их домашний скот. Дракон размышляет, что происходит в природе, пока он спит – этим вопросом он задается уже несколько зим подряд. Резвятся ли среди деревьев какие-то другие хищники, которые с таким же нетерпением ждут мороза и ледяных порывов ветра, как он – весны? Чувствуют себя хозяевами двуногие существа, заметив отсутствие вечных врагов? А может вырастают какие-то невиданные кусты с вкусными плодами?

Ответа нет, только если самому не найти его, поэтому дракон осторожно приподнимается, стараясь не потревожить покой соседей, и ползет к выходу из пещеры. Парочка бодрствующих сородичей провожают его все как один удивленными взглядами – и куда этот странный ящер направился?

Одна маленькая самка из семейства огнестойких, забирается ему на морду и грозно верещит о возможной опасности и сумасбродстве, но дракон лишь прижимается к земле, вынудив дракониху сойти с его головы. У него важная задача.

Последнее шаги даются с трудом, все инстинкты кричат, воют, визжат, чтобы он вернулся в укрытие, поэтому стоит больших усилий заглушить их. Миг, два - и расстояние пройдено, он стоит на границе тепла и холода, на линии, с которой мороз начинает покалывать лапы, а белые хлопья, падающие с неба, жечь чешую. В грезах, баюкающие сознание дракона во время сна, появлялись удивительные бесцветные создания, текучие, ловкие, танцующие посреди занесенных снегом просторов, но сейчас он видит только серость, мрачность и пустоту, ни единого зверька или человека. И приходит понимание, что не ему одному не нравится холод - все прячутся в такую пору в своих норах.

Выйдя на скалу, что расположена рядом с Яслями, дракон растерянно фыркает: море сплошь покрыто толщей льда! И поэтому даже если бы и существовали некие животные, способные противостоять сонливости и не впадать в спячку, то он им не завидует - получается, рыбой они не могут питаться, верно? Да и скучно, наверное, летать, когда не любуешься одновременно игрой беспокойных волн.

Тайна оказалась не тайной, мучившая его долгое время загадка имела самый очевидный ответ, не мистический, не хитроумный и - увы! - не интересный.

Дракон, вернувшись в пещеру на облюбованное место и найдя самую удобную позу, опускает голову на вытянутые лапы и прикрывает глаза. Клочок неба - вход в пещеру - постепенно темнеет, природа успокаивается, шуршаний в пещере становится меньше и утробное храпение на разные лады затапливает пространство.

Ему тоже пора отдыхать.

3) Заявка на Cold Fest: «Иккинг. Много лет спустя. Рассказывать внукам небылицы».

Заявка на Cold Fest: «Иккинг. Много лет спустя. Рассказывать внукам небылицы».

— И, таким образом, мы с Беззубиком победили кровожадного дракона, — торжественно закончил Иккинг, но потом вспомнил одну из деталей, которую следовало сразу же прояснить, чтобы любопытные мордашки не кричали кто громче один и тот же вопрос. — Однако силы покинули меня, и я начал падать, видя уже тень Одина за плечом. Самые разные думы мучили меня эти минуты: к примеру, я жалел, что не ел кашу — да-да, Сольвейг, также как и ты, что не попросил прощение за обиду у некоторых людей, что подвел соплеменников и что не сказал заветных три слова любимой. Если бы не Беззубик, я бы разбился — верный друг совершил настоящий подвиг, подхватив меня буквально в паре метров над землей. После сражения вся деревня праздновала победу над Красным Смерчем не менее недели, и на одном из пиров я, наконец, открылся вашей бабушке.

Довольно неуклюже и скомкано, если вспомнить, хотя Астрид потом признавалась, что лучше быть не могло. Как он волновался перед этим, раздумывая, какую рубашку выбрать, стоит ли приглаживать вихры, тотчас ли нести свадебный выкуп или нет — тысячи важных моментов, даже живот заболел от волнения! И хоть он знал, что его чувства взаимны, уверенность все равно точил червячок сомнения — вдруг своенравная девушка засмеет при всех, не воспримет всерьез? Беззубик тогда, ощущая тревожность хозяина и не понимая в чем дело, носился вокруг, вставая на дабы, выдыхая огненные струи и заглядывая ему в глаза

Иккинг, вынырнув из светлых воспоминаний, посмотрел на Астрид, которая сидела в противоположном углу с рукоделием в руках, наставляя старших девочек и объясняя, как лучше обращаться с оружием и как выполнять некоторые упражнения. Жена словно бы почувствовав чужой взгляд, тот час подняла голову и тепло улыбнулась, сразу же помолодев. В шестнадцать она бесповоротно влюбила его в себя, в двадцать один баюкала в руках их первенца, в сорок шесть плакала от счастья на свадьбе второго сына, а сейчас – как могла, пыталась передать внукам и внучкам свои знания и опыт во время вечерних посиделок. В конце концов, чем еще заниматься в зимнюю пору, когда на улицу завывает буран, и из загона не выгонишь даже Ужасное чудовище? Астрид в нынешнем возрасте выглядела необыкновенно прекрасно, просто глаз не оторвать – роскошная, величественная, сознающая свою положение в обществе и с достоинством несущая его. И хотя женщина частенько шутливо жаловалась и на морщинки, и на серебряные волосы, и на невозможность ношения доспехов по причине плохого здоровья, Иккинг знал, что она в глубине души все равно ощущала себя беззаботной девчонкой, которая могла не задумываясь прыгнуть в омут приключений с головой и отправиться на Драконий остров. Потому что он чувствовал то же самое.

— Хм, дедушка, у меня есть несколько вопросов…. — скептический голос был заглушен требовательным — маленькая светловолосая девчушка, дергая его за рукав рубашки, вполне ожидаемо заканючила:

— Расскажи-расскажи-расскажи, — конопатая Сольвейг, копия Астрид в детстве, невероятно общительная и обаятельная, что могла очаровать любого человека и дракона, радостно хлопала в ладошки и с надеждой взирала на него. Больше всего она любила слушать про разные романтические истории. — Расскажи, что ты сказал бабушке.

Другие дети навострили ушки, детеныши Жутких жутей, которые сидели у них на коленях, также подняли мордочки и ожидающе уставились на старейшину. Под таким напором Иккинг, собиравшийся после окончания рассказа о Красном Смерче погнать всю ребятню укладываться для сна, не мог сопротивляться — хотя многие слышали про его приключения не в первый раз, но по неизвестной причине получали неимоверное удовольствие при повторении.

— Ладно, милая, но чуть позже, идет? Потому что насколько я мог судить, Эгиль что-то хотел сказать, однако его невежливо перебили, — укоризненная интонация сразу же привела к нужному результату: Сольвейг виновато потупила глазки и, расковыривая дырку в подоле платья, — и когда только успела, непоседа? – произнесла:

— Извините.

Красная, как маков цвет, смущенная всеобщим вниманием – Иккинг был уверен, что урок вежливости усвоен надолго, поэтому взъерошил ей волосы, показав, что больше не сердится.

— Каждый имеет право высказываться, и мы должны уважать чужое мнение, и, по возможности, не только слышать, но и слушать собеседника, помните об этой. Так что продолжай, Эгиль.

Иккинг взглянул на сына своей младшей дочери. Мальчик шмыгнул носом — он был самым молчаливым из всех и предпочитал подвижным играм с драконами уединение на берегу моря, где собирал ракушки или строил песочные замки, и прогулки по лесу со своим драконом. Внук до боли напоминал Иккингу самого себя, поэтому мужчина всеми силами старался пробить стенку, которыми мальчишка по неизвестной причине отгородился от всего мира.

— Я не пойму, как ты держался в воздухе столько времени, чтобы облететь Королеву в поисках ее слепых зон, — сказал Эгиль. Его питомцу, по всей видимости, надоело сидеть в бездействии, потому что дракончик вдруг вскочил и начал гоняться за собственным хвостом. Другие ящеры и интересом следили за передвижениями сородича. — Для этого нужно крылья, и если судить по примерному отношению веса и роста, которыми ты должен обладать тогда, то они должны быть не меньше полутора метра в размахе. Почему у тебя их сейчас нет? И как добиться, чтобы выросли крылья у… других людей?

Эгиль говорил быстро, возбужденно, но под конец сбился, что сигнализировало не хуже огненного маяка: вот что зажигает сердце мальчика! Да и сам он выглядел немного не таким, как всегда — словно бы внутреннее сияние все равно волей-неволей просачивалось сквозь тщательно запертую дверь сдержанности. Иккинг кивнул: всегда кто-нибудь из слушателей, обладавший рассудительностью и внимательностью, начинал размышлять над этой проблемой и… мечтать, остальных же увлекало само повествование и любовная линия в полу-легенде, полу-правде.

— Стоп-стоп. Не тараторь, все равно мне не угнаться за резвостью твоей мысли. Давай по порядку. Насчет крыльев ты все правильно рассчитал, но ошибся в одном – дело в том, что крыльев у меня не выросли… — среди слушателей пронесся разочарованное хмыканье, — … они были у меня всегда, — которое мгновенно перетекло в восторженный вздох, стоило ему закончить предложение и подкрепить свои слова вещественными доказательствами.

Иккинг, сосредоточено нахмурившись, словно бы его действия требовали напряжения всего его, замахал руками вверх-вниз, имитируя полет драконов – при виде этого уморительного зрелища, вся малышня покатилась со смеху, и многие попадали на коврики как спелые плоды с деревьев.

Дракончики забегали вокруг своих хозяев, присоединяясь к всеобщему веселью и тем самым усиливая суматоху: кто-то из них фыркал, другие взлетали на полметра вверх от избытка чувств — и в центре зелено-красно-желтых тел по-прежнему кружился питомец Эгиля. Сам мальчик немного неуверенно, но искренне улыбался, будто не до конца понимал, в чем соль шутки, но не хотел выставлять себя глупцом. Когда все понемногу успокоились, Эгиль упрямо продолжил:

— Значит, если мы пойдем сейчас и спрыгнем с крыши, то из-за страха у нас тоже может появиться такая способность и…

— Никак нет, — жестко прервал его Иккинг. — Из боязни, конечно, иногда вырастает смелость и сила, но не в нашем случае. Чтобы научиться летать, вы должны получить от меня инструкцию, как это делать, потому что самостоятельно у вас выйдет дырка от бублика.

Мужчина постарался придать своему взгляду наибольшую суровость, и судя по всему, эффект он произвел нужный, об чем говорили внимательные, озабоченные личики юных слушателей.

— Только у настоящих героев, которые слушаются маму и папу, ухаживают за своим драконом и соблюдают кодекс викингов, могут превратиться руки в крылья. Когда я говорю «соблюдает» — это не значит следовать по пунктам в той или иной ситуации, из-за того, что где-то написано так делать, нет. Это значит принять сердцем, душой законы – по-настоящему, понимаете? — когда ты не можешь, например, бросить тонущего друга в оковах или гибнущего на арене в неравном бою с сильным противником, потому что жить иначе невозможно! Кроме того, как-нибудь позже, возможно в конце недели, я расскажу, какие тренировки помогут добиться этого — вам же нужно подготовиться к такому, верно? Ибо летать без крыльев человек способен, и все, о чем мы мечтаем, просто ждет своей очереди. Главное – вера в себя, и тогда никакой Красный Смерч не страшен и покажется размером со светлячка.

Иккинг подмигнул жадно внимавшему внуку:

— Ну что, я ответил на второй твой вопрос?

Эгиль кивнул, с некоторым сомнением поглядывая на свои руки, и оставался в задумчивости до окончания пиршества. Наверное, малыш размышлял, соответствует ли он описанию, а если нет, то какой план разработать, чтобы добиться этого. Небылицы небылицами, но если они помогали детям меняться, мечтать, ставить цели, то Иккинг был счастлив.

Непогода за окном завывала все яростней и яростней, веселье также набирало обороты – половина всех бочек меда была выпита, а блюд – съедено. Беззубик, спавший на своем привычном месте, изредка приподнимал голову, глядел в сторону Иккинга и вновь прикрывался хвостом – в теплоте и сытости, рядом с любимым хозяином, что еще надо для счастья? Дракону все же пришлось смириться с механизмом, благодаря которому он мог летать сам, ибо Иккинг в силу возраста все реже составлял ему компанию и не хотел из-за этого ограничивать свободу Беззубика.

Через часа два, когда Иккинг уже по десятому разу пересказывал историю своего объяснения Астрид, каждый раз дополняя повествование все новой деталью и часто уходя в сторону, описывая разные забавные проделки Беззубика, детишки начали зевать не украдкой, как в начале посиделок, а в открытую, и умилительно терли кулачками сонные глазки. Вскоре, заметив это, к ним подошла Астрид с девушками и юношами, которые отвели своих братьев и сестер по домам — отдыхать.

— Милый, ты уверен, что стоит рассказывать ребятишкам подобные истории? — Астрид обняла мужа и прижалась лбом к его плечу. – А то Сольвейг, как я слышала, шептала Толстяку, что как только она подрастет, они будут летать наперегонки. Представь, какое разочарование ждет ее, когда малышка узнает, что то лишь твои небылицы!

— Я понимаю, - со всей серьезностью ответил Иккинг. — Но это единственный способ подстегнуть их рвение на тренировках, так как в последнее время Задирака часто жаловался, что дисциплина начала падать. Кроме того, полагаю, возможная награда в виде такой способности заставит поверить в себя всех, кто до этого был неуверен. И в тот момент, когда юные викинги, наконец, впервые сядут на своего дракона, мысль о личных крыльях выветрится из них тот час же. Потому что внутри себя они уже будут летать – силой собственной мысли мечта осуществится, и неважно, каким образом.

Иккинг оглянулся на друга, перевернувшего его мир, подарившего гораздо больше, чем можно было представить. Беззубик причмокнул во сне и слегка пошевелил лапами, словно бы во сне разбегался, чтобы вспарить в небеса. В последнее время у него появилась такая привычка, а один раз он даже сорвался с места, наверное, представляя уже воздушные просторы, и врезался со всего размаха в столб посередине зала, отчего прибитые на стене щиты посыпались как скорлупки орехов. Присутствующие при этом люди сначала перепугались, а потом долго потешались над смутившейся Ночной Фурией.

Иккинг и Астрид переглянулись и не сговариваясь рассмеялись – как всегда бывает между любящими, прожившими в мире и спокойствии почти половину века, они были на одной волне и сходные мысли к ним приходили одновременно.

@темы: драббл, закончен, How to Train Your Dragon, фанфик, гет, джен, PG-13