До Африки батон я не докину (с)
Название: Светоч негасимый
Бета: Михаил Морковка
Размер: миди, 6964 слов
Пейринг/Персонажи: Шамарган/Волкодав (односторонний)
Канон: «Волкодав»
Категория: слэш
Жанр: ангст; AU
Рейтинг: R
Примечание: написано по мотивам заявки с инсайда; в тексте присутствует парочка цитат из книги «Самоцветные горы»
Краткое содержание: Чираха глазами Шамаргана.
— Кажется, я придумал новую поговорку, — объявил Шамарган. — Любишь прыгать в Понор — люби и врата отыскивать.
Волкодав и Винитар лишь усмехнулись на такие слова.
Минуло уже два дня с тех пор, как путники отправились на поиски забытого пути из Велимора, ибо идти до ближайших торных Врат оказалось бы гиблой затеей: страшно подумать, сколько времени ушло бы на дорогу! Лодки плыли быстро от острова к острову. Часто бывало, что очередная деревня как две капли воды походила на предыдущую: те же длинные общинные дома, те же дерновые крыши и неровный забор, та же череда обветренных лиц, с любопытством взиравших на незнакомцев... Если бы трех путешественников не встречали на бревенчатых причалах незнакомые им дотоле люди, сердечно предлагавшие согреться у домашнего очага да подкрепить силы, можно было бы подумать, что на самом деле лодка плавала вкруг, по одной и той же местности.
Наконец ранним утром следующего дня на Малых Островах рыбаки рассказали о старом-престаром дедушке, который ведал про некий лаз, что вел в теплый край далеко-далеко отсюда. Охотников проверить истинность его слов не находилось, но старик клялся, что этим знанием поделился с ним его отец, а с тем — его.
Шамарган, Волкодав и Винитар переглянулись и двинулась, куда наказывали. Нужный им дом отыскался быстро, ибо был виден издалека. С первого взгляда становилось ясно: славная семья занимала его, поколение за поколением поддерживавшая достаток рода, и оттого крепко и могуче было их жилище. По двору прогуливался мохнатый пес, но разумный защитник никогда не кидался на незнакомцев, пожаловавших к его хозяевам, лишь грозно ворчал: дескать, помните, что в гостях. Увидев чужих людей, пес сдержанно загавкал. А потом его лай плавно перетек в восторженное повизгивание — признал, видать, в Волкодаве дальнего родича.
— Знаете что? Вы как хотите, а я останусь здесь, — заявил Шамарган, не доходя до крыльца. — Да хоть на тех бревнах посижу, но в дом не пойду. Ибо чувствует моя правая пятка: быстренько нам стол соберут, а я, если съем еще хоть кусок копченой рыбы, просто лопну.
Он не преувеличивал. Гостеприимные сегваны в каждой деревне считали своим долгом до отвала угощать чужаков, не побоявшихся постоять за Правду даже перед Вингоррихом, правителем здешних земель. Волкодав, Винитар и Шамарган не смели обижать хозяев и отвергать искренние предложения.
— Уверен? — только и спросил Волкодав.
— Уверен.
Шамарган подошел к бревнам, что лежали перед крепкими воротами, и уселся на них как ни в чем не бывало. Словно всегда сидел тут, ждал, как выйдет подруга ненаглядная. Винитар между тем низко поклонился выглянувшей на шум хозяйке. Из них троих более всего дар слова подчинялся Шамаргану, но было правильней все-таки сегвану разговаривать с сегваном, надежней. Дородная женщина светло улыбнулась в ответ на приветствие кунса и поманила в дом. Волкодав, еще раз окинув Шамаргана внимательным взглядом, последовал за ними. И едва спутники скрылись из виду, на лицо Шамаргана набежала угрюмость. Он нахмурился и упер глаза в горизонт.
Меньше всего Шамарган думал, что последовав за Винитаром и Волкодавом, когда те на острове Закатных Вершин хотели совершить Божий Суд и достойно завершить месть, он окажется в Велиморе. Знал бы, что придется спасаться от одичавших да шагнуть в пустоту, оглохнув от чудовищного грохота разрушавшегося купола ледника, — привязал бы себя к мачте кунсового корабля, с места не сдвинешь. Хотя... Чего ради ложь говорить? Не ради любопытства Шамарган решил прервать таинство поединка, не по прихоти глупой.
И вот теперь он сидел под велиморскими звездами, истаявшими в розово-огненном рассвете. И казалось Шамаргану, что дышал он им, утягивал в себя каждым вдохом краски утреннего неба, всасывал первые лучи просыпавшегося солнца и лишь так согревался. Вот бы сохранить это тепло про запас, когда нестерпимо повеет холодом и кожа покроется мурашками.
Шамарган передернул плечами.
Если все получится и его спутники узнают необходимое, сегодня к вечеру они покинут Велимор. А завтра наступит Тысячный день, знаменующий смерть отступникам — тем, кто перестал поклоняться Неназываемой и славить ее убийством неугодных.
Два с половиной года назад Шамаргана вместе с напарницей — имя все время ускользало из памяти, словно заговоренное, — послали в Кондар наказать танцовщицу, сбежавшую из храма Богини. Они прибыли за седмицу до срока, чтобы присмотреться ко всему да решить, как поступить. Без труда нашли дом ювелирных дел мастера, женой которого стала беглянка. Муж нанял для любимой телохранителя, но кто тот против воли самой Богини? Шамарган однажды увидел ее, когда пытался разведать что да как. Танцовщицу. Девчонка прыгала на одной ноге и все время на кого-то оглядывалась. Ее косички шевелились от каждого движения как живые, браслеты позвякивали. Она запрокидывала голову, смеясь, и все время взмахивала руками.
И такая жажда жизни, такая всепоглощающая любовь к миру полыхала в ней, что Шамарган даже отшатнулся-обжегся чужими эмоциями. И понял, что тоже хочет этого. Искреннего смеха. Наслаждения танцем и беседой с приятным человеком. Радости от чужих объятий. Жизни по собственной воле, а не по приказам жрецов Вездесущей.
Он ушел, не предупредив напарницу. Отступился от задания, как не поступал никто из служителей Смерти. Много позже людская молва донесла, что в Кондаре какую-то нищенку загрыз пес недалеко от пристани... А Шамарган в это время уже служил у Хономера, Избранного Ученика Близнецов, и радовался, что избежал схожей участи.
Почему-то он ни на мгновение не усомнился, кем была та женщина.
И сейчас срок спокойной жизни истекал, и следовало опасаться всего на свете. Каждой тени, из которой могли метнуть клинок, каждого встречного, способного обернуться врагом. Лютым был гнев богини на тех, кто вырывался из ее власти, и Шамарган не знал, способен ли он был устоять против такого противника. Ему ли не ведать, сколь настойчиво мстят за предательство?
Шамаргана пугала не смерть. Что в ней, правду молвить, страшного? Он сам в течение длительного времени дарил вечный сон многим, многим людям и испытывал что-то, отдаленно похожее на восторг, когда на устах жертвы замирал последний вздох. Если быть честным, Шамарган заслужил наказания, и в иное время он с честью принял бы его. Но его смущала жалкость смерти. После исчезновения Шамаргана память о нем стерлась бы быстрее, чем следы на песке во время прилива, и не было ни одного человека, который оплакивал бы его гибель. Да и мало кто знал его под истинным именем — Шамарган, лишь прозвища одни были у всех на устах...
Как он может погибнуть, если он только-только познавал вкус жизни? Когда он еще не стал равным... Волкодаву, не доказал тому, что достоин уважения?
— Но даже если я и умру, — пробормотал сквозь зубы Шамарган, — то хотя бы молодым. А не старым пердуном, не способным держать даже ложку.
Мысль, честно сказать, мало утешала.
— Разве твоя мама позволяет тебе произносить такие слова? — вдруг выдохнули совсем рядом.
Шамарган повернулся, удивившись, что не услышал чужие шаги. Около бревен стояла маленькая девчушка и таращилась на Шамаргана любопытными глазенками. Рот ее был растянут в щербатой улыбке, на подоле рубахи — дырка, в которую очень удобно было засовывать пальцы, судя по ширине. Помятые листочки с каракулями, судя по тому, насколько бережно и с трепетом девочка держала их, были ее главным сокровищем.
— Извини, задумался да не расслышал. О чем спрашивала, красавица?
Солнышком зажглась изнутри малышка. Возможно, Боги послали Шамаргану ее нарочно?
— Ты выглядишь очень одиноким, — между тем поведала малявка, и ее улыбка чуть померкла. — Кто ты такой? Хочешь, будем с тобой дружить, а? Только не под лисичку, хорошо?
И голос такой серьезный-серьезный, а самой и от земли-то не видать. Шамарган почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. И вдруг царапнула мысль: если хочется улыбаться, значит, не все потеряно, верно?
— Почту за честь. А что значит под лисичку?
Жалостливый взгляд, которым его одарила девчонка, призван был втоптать Шамаргана в пыль.
— Такой большой, а не знаешь! Это значит только притворяться. Когда кто-то друг лишь понарошку, и потому может тайную пакость устроить.
Как интересно, подумал Шамарган. Быть может, Волкодав и Винитар считали, что он дружит с ними «под лисичку»? Что посреди ночи он ни с того ни с сего ножик им в ребра заправит да яда вместо соли в кушанье подсыплет?
— Мы будем настоящими друзьями, — малявка, казалось, была счастлива, что нашла себе такого большого и важного друга, и стремилась все-все ему рассказать, о чем знала. — Всегда помогать друг другу. Делиться выпечкой или ягодой.
Щербатая вдруг хитро посмотрела на Шамаргана.
— А меня сестрица читать учит, — похвасталась малышка. — А ты умеешь?
— Читать? Умею.
— А писать?
— Тоже.
— Здорово! Тогда держи, — малышка вдруг вытащила перо для письма, спрятанное за ухом, достала ловко спрятанную чернильницу и вручила Шамаргану стопку с листками. — И пиши все-все-все, о чем знаешь.
— Все-все?
— Да. В каких странах ты побывал? В какие игры играл? Какие люди тебе встречались?
— И зачем тебе это, красавица? — забавляясь, спросил Шамарагн, но послушно записал сказанное.
— Я мечтаю собрать рукопись с такими записями. Ну, с беседами. Со всякими чужеземцами. А потом выучусь читать и отправлюсь путешествовать в те места, про которые мне рассказали.
Малышка сосредоточенно сопела под руку, пока Шамарган придумывал шуточные ответы. Как знать, вдруг правда обучится грамоте, тогда посмеется знатно.
— А еще... Ты это не пиши, это я тебе по секрету скажу.
Малышка поманила Шамаргана к себе, заставила наклониться. И прошептала в самое ухо:
— У тебя такое страшное лицо было, когда я подошла, словно ты обдумывал что-то нехорошее. Но ты же на самом деле славный, правда?
Как легко и как тяжело было ответить на такой наивный вопрос, только дети могли спросить подобное.
— Учись хорошо.
Шамарган взъерошил волосы девчушке, отдал ей пергамент и пошел к сошедшим с крыльца спутникам.
Как выяснилось, велиморская червоточина выводила в Саккарем: шагнув в тайный лаз, Шамарган, Волкодав и Винитар очутились посреди болота неподалеку от реки Сиронг.
Дорога по вонючей жиже к суше казалась трудной и долгой. Комары нещадно кусали, постоянное зловоние портило настроение. Вечером, когда путники устроились на ночлег, Шамарган долго крутился-устраивался, все ему казалось: то камушек в бок впивался, то одеяло не до конца просохло, то холодно, хотя костер Волкодав развел на совесть.
А потом Шамарган понял. Жег ему сердце стыд от глупой выдумки о родственниках. Шамарган сразу приметил, что оба его спутника не верят россказням о высоком родстве с прославленным военачальником, но не смог остановиться. Его язык словно по собственной воле болтал, и сказка, что Торгум Хум действительно мог быть его отцом, становилась реальностью с каждым словом. Чтобы тут же лопнуть от выразительного взгляда Винитара и молчания Волкодава. Они наверняка не сказали вслух многое, что вертелось в их мыслях, и потешались лишь про себя. А попадать в смешное положение, что перед Волкодавом, что перед Винитаром, Шамаргану хотелось меньше всего. Но как еще попытаться встать с прославленными воинами вровень? Если ни по личным качествам не получается, ни по умению в бою, то хотя бы благодаря благородному рождению...
Впрочем, любые думы отгоняла работа. В шесть рук мужчинам быстро удалось соорудить крепкий плот для дальнейшего путешествия. Пока Винитар с Волкодавом накрепко привязывали тростник друг к другу корневищами растений, Шамарган нашел подходящие жерди, которые могли помочь в управлении плотом. Без особых происшествий доплыли они по протокам прямо к Черным Холмам, за которыми, по утверждению венна, были торные дороги в разные города.
Шамарган, конечно, тоже неплохо знал карту мира — ему часто помогало это во время служения в Храме, когда приходилось разыскивать человека, на которого указала Богиня, но его память была не настолько хорошей, как у Волкодава.
В деревне за Холмами путники вызнали, что недавно мимо тех мест проезжало посольство Солнцеликого Мария, саккаремского шада, и потому ни один житель не смог бы предоставить внаем коня или лошадь. Хозяин таверны, который поделился с ними последними новостями, предложил им переждать пару дней у него в гостях или дойти до соседнего селения.
— Думается, лучше отправиться в Чираху, чем попусту просиживать штаны в комнате, — обратился Винитар к Волкодаву и Шамаргану.
— Там и правда неплохо было бы побывать, — согласно пробурчал Волкодав, а Шамарган тут же встрепенулся. Венн наверняка думал, что его сдержанность была непроницаемым щитом, но светлое вдохновение, охватившее его, сразу бросалось в глаза.
Тот городишко был чем-то примечателен Волкодаву, и Шамаргану не терпелось узнать чем.
Чираха оказалась гораздо больше и оживленней, нежели Шамарган рассчитывал увидеть. В многоголосье толпы на главных площадях и меж торговых рядов явственно угадывалось не только саккаремское наречие, но и нарлакское, и мономатанское. Мастерские предлагали всевозможные товары, а вывески постоялых дворов встречались на каждом шагу — выбирай что пожелаешь.
Винитар решил первым делом направиться на торг за конями — все-таки, ради них они провели полдня в пути. Рынок в Чирахе и правда был достоин прогляда, и там можно было купить все что угодно. Шамарган уже предвкушал, как будет ходить вдоль рядов и выбирать лошадей, как Волкодав вдруг остановился.
— Сами идите, — он передал Винитару кошелек — сохраненный, надо заметить, благодаря предусмотрительности Шамаргана: не сбеги он с мешком венна, где у того были все его пожитки, не было бы у них сейчас звонких монет. По совести говоря, жизнь Шамаргана окончилась бы гораздо раньше и бесславней: он стал бы сытным ужином для дикарей на родине Винитара. — Справитесь?
Винитар молча кивнул, и Шамаргану тоже пришлось придержать язык. Волкодав пошел в сторону, словно бы уже бывал в Чирахе не раз: хотя Шамарган не сомневался, что дело обстояло как раз таки наоборот. Увы, возможность узнать больше про Волкодава пропала — Шамарган же не дурак набиваться в спутники венну против его желания.
— Встретимся у «Корчемника», — крикнул Шамарган, и Волкодав, уже отошедший на десяток шагов, чуть повернул голову и кивнул: понял, мол.
В горле клокотал вопрос, который спустя несколько мгновений вылился в любопытно-ревнивое:
— Куда это, интересно, направился Волкодав? Бежит так, словно спешит на свидание к невесте. Потому что с таким лицом явно хотят увидеть, кого давно знали или о чем не раз слышали.
— Это не наше дело, — коротко ответил Винитар и уверенно пошел в сторону торговцев.
Самое смешное, что глупость, сказанная Шамарганом, оказалась шуткой лишь наполовину: когда они с Винитаром возвращались к трактиру, то повстречали Волкодава с незнакомцем. Прежде чем те протиснулись сквозь толпу и подошли ближе, Шамарган успел шепнуть Винитару:
— Теперь мне можно идти в гадальные ряды, судьбу предсказывать. Пусть это и невеста Волкодава, и со шрамами вдобавок.
Он мог поклясться, что в глазах Винитара на миг вспыхнул огонек веселья.
Эврих не понравился Шамаргану сразу, еще до того, как Волкодав представил их друг другу. Излишняя самоуверенность, голос и чересчур рассудительные речи арранта вызывали раздражение. Впрочем, по чести сказать, все дело было в расстоянии между старыми друзьями — чем оно становилось меньше, тем больше вырастала неприязнь Шамаргана.
Вспышка ревности удивила его самого: Волкодав не выглядел тем, кто способен увлечься другим мужчиной в том самом смысле. Надо думать, вера веннов не различала любви между женщиной и мужчиной или между двумя мужчинами, и потому, по сути, Волкодав не должен был иметь ничего против таких, как Шамарган. Опять же в Самоцветных горах среди рабов появление мужеложцев было неминуемо.
Озвученные самому себе подозрения были на редкость абсурдны: Волкодав и Эврих скорее напоминали братьев, чем полюбовников. Но даже понимая это, Шамарган злился, насколько часто аррант прикасался к Волкодаву. Как хлопал его по плечу, словно прикосновениями пытаясь убедиться, что друг никуда не исчезнет. Что удивительно, на лице Волкодава нет-нет да начали промелькивать улыбки, на которые так скуп был хмурый венн.
Шамарган бы многое отдал, чтобы Волкодав хоть раз взглянул на него с такой же симпатией. А вместо этого друг Волкодава смешал Шамаргана с грязью презрительным: «Изыди с глаз моих, порождение чресл чудовища!», и Шамарган не выдержал унижения. Сбежал, и ему вслед понеслись проклятия лоточника, чей прилавок со сладостями он чуть не своротил, но Шамарган не остановился.
Во рту было кисло, словно бы он сжевал несозревшее яблоко. И хотелось что-то выкрикивать в небо, а что — непонятно.
Сердце сжимала досада на весь мир и — даже не на Эвриха, а на Волкодава почему-то. И сразу упоительные, но бессмысленные мысли змеями закрутились в голове: а что, если бы венна не стало? Что, если Шамарган вспомнил бы выучку своих наставников, как составить самый сильный яд, который никто не смог бы распознать? Как облегчило бы это жизнь Шамаргана — он больше не чувствовал бы себя настолько ничтожным, не растравливал бы сердце непонятными порывами и не тратил бы столько усилий, чтобы соответствовать Волкодаву.
О, Шамарган бы мог убить, если бы захотел. Однажды он уже подобрался к Волкодаву, смог бы снова, пусть и ценой собственной жизни. У венна было песье чутье на опасности, а на плече всегда восседал верный крылатый страж, но любого воина можно было побороть либо количеством противников, либо внезапностью нападения. Шамарган имел шанс сыграть на втором — Винитар, Волкодав и его друг Эврих ошибались, ни во что не ставя Шамаргана. Но хоть идея была заманчивой, Шамарган понимал: это не поможет.
Служители Смерти называли себя «никто», но можно было бы предложить другую трактовку. «Никто» значило пустышка. Мусор, дрянь. Тот, с кем не заговаривали честные люди, кому побрезговали бы протянуть руку даже нищие. Шамарган сбежал, но что толку, если бежишь от самого себя? Он так и остался ничтожеством. А Волкодав ведь не виноват, что Шамарган начал испытывать к нему... что бы он ни испытывал.
Шамарган весь день проплутал по Чирахе и лишь под вечер вернулся в трактир. Он сделал вид, что уже забыл обидную речь арранта, и это было правильней всего.
На следующий день все закрутилось: Волкодав неожиданно признал в жеребце Винитара знакомого коня, и потому пришлось возвращаться обратно на торг, где проходила распродажа имущества оклеветанного преступника. Когда седьмой помощник вейгла упомянул имя мельника Шехмала Стумеха, а Волкодав и Эврих тревожно переглянулись, услышав его, Шамарган догадался: скорее всего, отлучка Волкодава как-то связана именно с этим человеком.
На душе взыграл задор: хотелось распутать запутанный клубок, разобраться в тайне Волкодава. Шамарган не сомневался, что задай он вопрос венну напрямик, то нехотя ответил бы, пусть и коротко, как всегда, но интересней было самому найти ответ.
Когда Волкодав с Винитаром и Эврихом ушли к вейглу, причем аррант напоследок одарил его насмешливо-жалостливым взглядом, Шамарган приступил к делу. В умении выведывать нужные сведения под видом бессмысленной болтовни со служанками и завсегдатаями постоялых дворов у него не было равных. Нужные сведения о мельнике Шехмале Стумехе и его дочери были собраны довольно быстро, и причем весьма-весьма любопытные.
Едва подарив по монете торговкам на площади, которые рассказали, что к Шамоон часто наведывался по ночам ее сердечный друг, Шамарган внезапно почувствовал чужой недобрый взгляд. Тревога усилилась, стоило сойти с шумной улицы на безлюдную, и Шамарган специально замедлил шаг. Прислужник Смерти не заставил себя ждать: нож просвистел в дюйме от головы Шамаргана, и не пригнись тот, оказался бы уже в чертогах Исподнего Мира. Безымянная смерть, которую он ждал с самого Велимора, наконец, явилась.
Капюшон скрывал лицо нападавшего, но по фигуре можно было судить, что убийца молод, едва ли старше самого Шамаргана. Схватка была безмолвная, но жесткая: Шамарган тотчас же ударил противника под дых, проведя атаку так быстро и неожиданно, что тот не успел защититься. Убийца согнулся: каждый его вдох сопровождался хрипами. Шамарган, не желая пачкать нож, спрятанный под одеждой, свернул ему шею. Даже обидно стало, что на него, мастера, натравили ученика, только-только прошедшего обучение.
Свидетелей их схватки не было, и Шамарган спихнул тело в ближайшую выгребную яму: не скоро его обнаружат. Некоторое время он кружил по улицам, ожидая еще одного покушения. Ничего не произошло: наверное, у убийцы не было напарников, и, поразмыслив, Шамарган вновь направился к «Удалому корчемнику».
От убийства кровь всегда начинала бурлить, и потому спокойно ожидать в комнате, когда саккаремский сановник перестанет точить лясы с Волкодавом, Винитаром и Эврихом и они вернутся ни с чем, Шамарган не мог: душа просила действия. Он спустился на первый этаж трактира и занял свободную лавку.
Струны отозвались радостным гулом, когда Шамарган взял арфу в руки, и песни полились легко и вдохновенно. Девушки окружили его сразу, словно им медом кто намазал скамьи поблизости. За ними нехотя последовали их ухажеры, негодующе косясь на возможного соперника, и вскоре вокруг Шамаргана собралась шумная компания.
В песнях Шамарган сбрасывал собственное напряжение, страх, и ликовал, что он еще жив. И это настроение прекрасно ощущали окружающие.
Когда в дверях он увидел Волкодава, то не мог уже сдерживаться. Он подмигнул одной из красавиц, и та вспыхнула от удовольствия. Парень, сидевший поблизости, тут же заревел, оправдывая ожидания Шамарагана:
— Ты, не моги с моей девушкой миловаться! Не моги, кому говорю!
Шамарган усмехнулся:
— А с кем предлагаешь миловаться? С тобой что ли? — кругом засмеялись, даже не догадываясь, что шуткой тут и не пахло. Шамарган ловко ушел от преследовавшего его разъяренного глиномеса и допел похабную песенку. Посетители шумно поблагодарили его за потеху и постепенно начали расходиться. Вскоре в трактире снова восстановился ровный гул голосов.
Четверо мужчин уселись за дальний стол, взяв по кружке пива, и начали разговор. Рассказывая о прелюбодеянии дочки мельника Шамоон с Бхубакашем, Шамарган все больше убеждался в правильности своей догадки — Волкодав часто кривился, близко к сердцу, видимо, принимая сказанное. И чем же тебе так интересна семья Шехмала Стумеха, а, Волкодав?
Волкодав несколько раз за беседу глянул на его руки, и Шамарган подавил желание вытереть о штаны разом вспотевшие ладони. Вряд ли там могли остаться какие-то намеки на недавнее происшествие, но почему-то Шамарган думал, что Волкодав видел на его ладонях кровь. Которой там просто не могло быть.
— Что? — наконец спросил Шамарган, холодея при мысли, что Волкодав озвучит свои подозрения. Часто венн смотрел на него таким пытливым взором, что становилось не по себе. Кого он видел перед собой? Безродного сироту, придумывающего себе прославленных отцов? Или выученика Смерти, клейменного татуировкой с вывернутым наизнанку знаком огня? А может, голема, искусно притворяющегося человеком?
Волкодав пожал плечами и отвернулся.
Шамарган долго не мог уснуть, вспоминая все произошедшее с ним днем. Волна возбуждения накатывала, и сдерживаться больше не хотелось.
Ласкать себя, когда в соседней комнате спали спутники, не столько смущало, сколько опьяняло. Если Винитар ничего не заподозрит, то Волкодав со своим чутким песьим слухом быстро догадается, чем Шамарган занимается. Наверняка тонкие стены для него не были преградой, и Шамарган перед ним все равно что нагой. Шамарган закусил губу, уже не сдерживая стоны, и дал волю собственным желаниям. Неторопливо обхватил горячую плоть ладонью, провел рукой по всей длине.
В воображении Шамаргана иллюзорный Волкодав в соседней клети чуть пошевелился, а потом поднялся. Немного постояв перед дверью в комнату Шамаргана, он приоткрыл ее, неслышно заходя внутрь. Шамарган низко застонал при мысли, что он ласкает себя при Волкодаве. Дрожь пробежала от мысли, что серо-зеленые глаза жадно оглядывали вытянувшееся перед ним гибкое тело.
Шамарган на своем веку много где побывал, был знаком с наложницами кунсов, пленявших каждого своей красотой, и со знатными госпожами, которым складывали любовные баллады. Мог он оценить и мужскую красоту и, например, признать, что кунс Винитарий не был лишен привлекательности, хоть и не вызывал у него никаких чувств, кроме уважения. А вот Волкодав... Его внешность внушала одну мысль — с ним лучше не связываться, иначе не поздоровится. Все драки и сражения были написаны на его лице, но необъяснимым образом Шамарган рядом с ним замирал от восторга.
И чувствовал себя настоящим. Не пустым.
Шамарган часто натягивал чужую шкуру, срастался с ней, и, когда начиналось представление, никто не узнавал его, игравшего очередную роль.
Трудно ли скроить новую рубаху для опытного портного? Два дня работы, исколотые пальцы, обмусоленные нитки да разрезанная по меркам льняная ткань. Несколько примерок, чтобы заказ сидел на фигуре идеально — и вот уж готова обновка, только монеты заплати за шитье. Трудно ли скроить нового человека? Талантливый лицедей лишь посмеется над таким вопросом и пойдет готовить смеси для преображения и искать необходимые вещи, чтобы переодеться.
Ни один человек не мог разглядеть Шамаргана за личинами, кроме Волкодава. Как быстро глаза венна озарились узнаванием, когда он заметил старца, поющего в харчевне «Матушка Ежиха», в которого Шамарган перевоплотился, чтобы вернуть свою арфу? И уж наверняка он сразу сообразил, что и нищий с «жальной» о Самоцветных горах, прозвучавшей перед воротами Тин-Вилены, был настолько же притворен, как и все предыдущие роли Шамаргана.
Волкодав видел его насквозь, и это одновременно и пугало, и радовало.
Когда Шамарган наконец провалился в сон, он всю ночь пытался догнать без устали шагавшего по сосновому лесу Волкодава, и все равно отставал на несколько шагов.
Шамарган не думал, что так скоро на его душу пришлют еще одного убийцу. Точнее, он понимал, что это должно было произойти, но ожидал, что слуга Неназываемой объявится гораздо позднее.
В любом случае, за утренней трапезой следующего дня Шамаргана опять закололо изнутри предчувствие, стал нашептывать об опасности тайный голос. Нужно бежать из трактира, спасаться, ибо он ощутил дыхание Вездесущей, что побывала здесь совсем недавно! Однако ни один из постояльцев не потянул бы на поклоняющихся Смерти — бывших собратьев по вере Шамарган вычислял легко, словно бы над ними висел некий знак. Вроде татуировки огня, что наносили всем последователям Богини в потайном месте.
— Друзья, — напыщенно говорил Эврих, когда Шамарган уселся за стол. — Это блюдо считается среди местных жителей проверкой на прочность: немногие могут доесть его до конца и сдержать слезы. Все дело в добавленном в кушанье жгучем перце. Раз вы впервые прибыли в Чираху, я счел своим долгом познакомить вас с местными традициями.
Спутникам Шамаргана можно было не опасаться за свою жизнь — Богиня карает только отступника. Афагра и Тартунг, слуги, арранта, весело переглянулись, ожидая славной потехи. Винитар и Волкодав остались безучастными: видимо, они предпочли бы зажаренные бараньи косточки да миску с горячей похлебкой, чем непонятное и незнакомое кушанье. Впрочем, Эврих видимо знал, как можно надавить на своих собеседников.
— Не хотите ли отведать, кунс? Полагаю, когда вы воссоединитесь с невестой, то сможете ее позабавить рассказами об диковинных блюдах, что вы попробовали здесь, — видя, что Винитар колеблется, Эврих немедленно усилил натиск. — Юные девушки любят слушать подобные истории, ибо они не только скрашивают беседу, но и показывают характер человека с иной стороны.
— Сразу видно в тебе придворного, дорогой Эврих, ибо мало кто может безболезненно для чьей-либо гордости настоять на своем, — Винитар поддался уговорам и пододвинул к себе тарелку.
— А ты, мой друг, — обратился Эврих к Волкодаву, — тоже не должен отказываться от угощения, ибо должен вспомнить рассказы Ниилит о сей пище.
Ниилит!
Шамарган возликовал: ему было известно это имя. Не зря ведь казалось, что у Волкодава было особое отношение Чирахе — городу, где родилась его подруга!
Волкодав покачал головой:
— Сколько лет прошло, а ты все такой же, Эврих, хоть и стал на несколько годов старше, — венн краем глаза взглянул на Шамаргана. Наверное, от его внимания не скрылось тщательно подавляемое беспокойство: Шамарган словно бы сидел на муравейнике, ожидая, что скоро грянет гром.
Волкодав и Винитар одновременно взялись за ложки. Когда оба попробовали острую пищу и не изменились в лице, хотя и побелели, Афагра усмехнулась.
— Мой господин, да не прогневается он за мою дерзость, тут же потребовал себе стакан воды, чтобы как-нибудь унять пожар во рту, хотя позже и доел все, чтобы было на тарелке, чтобы не обижать друга. Вы хорошо держитесь для тех, кто впервые попробовал столь острое блюдо.
— Да, это правда: я не смог достойно выдержать это испытание, и, боюсь, несколько упал в глазах достопочтенного Наддада, у которого мне выпал шанс отведать сие угощение впервые, — полушутливо-полусерьезно сказал Эврих. — У чирихцев это давняя забава — угощать чужаков, не предупредив ни о чем, и следить за их гримасами.
— А ты что не ешь? — вдруг спросила Афарга. Тарелку для Шамаргана только что принесли, так как он спустился вниз позже остальных: перед его дверью служанка рассыпала стопку с чистым бельем, и он помогал ей его собрать.
Шамарган помедлил, и девушка насмешливо вздернула брови:
— Или трусишь?
Презрение в ее голосе было неприкрытым, на грани оскорбления. Афарга обманывалась внешним видом Шамаргана и видела в нем лишь говорливого, легкомысленного, обожающего проказничать да бренчать на музыкальных инструментах парня. Быть может, Шамаргану не стать достойным воином наподобие Волкодава или Винитара, но дарить покой смерти он умел. Как и скрываться за наиболее безобидной личиной.
Шамарган постарался улыбнуться как можно шире. Назло. И пододвинул тарелку.
Кушанье действительно обжигало язык, словно бы Шамарган взял в рот раскаленное железо, и многих усилий стоило не выплюнуть адскую пищу и проглотить ее, смаргивая выступившие слезы. Все дружно захохотали: уж слишком уморительно, должно быть, выглядел Шамарган.
— Во имя разорванного платья Прекраснейшей, которым она зацепилась, перелезая через забор!.. С таким лицом женщины обычно рожают, ха!
Шамарган усмехнулся, собираясь дать достойный отпор арранту, как ощутил странное сладковатое послевкусие. Слишком знакомое. В глазах сразу же поплыло, и Шамарган схватился за стол, чтобы не упасть.
Вот оно, вот! Не зря проснулось его чутье, не зря интуиция подсказывала об опасности — отравлено было блюдо. Когда убийца смог подсыпать яд? Подговорил ли слуг или незаметно проник на кухню? И как он вызнал, какая тарелка достанется именно Шамаргану?
Белье!
Служанка сказала, что один из постояльцев столкнулся с ней и выбил вещи из рук, и именно это задержало Шамаргана. Когда он спустился, всем уже принесли их завтрак, и потому служитель Неназываемой не опасался, что отравленная порция достанется не тому.
— Шамарган? — чуть обеспокоенно позвал аррант, заметив, как побледнел лицедей. Его лицо превратилось в восковую маску, будто вся кровь отхлынула. Эврих поежился — у мертвеца кожа и то ярче!
— Прсте, — невнятно отозвался Шамарагн и кинулся в собственную комнату. Несмотря на тошноту и слабость, он услышал презрительный смех за спиной.
— Слабак, — плюнула Афагра. — Чего еще ждать от крапивного семени, тьфу.
Шамарган знал, что его жизнь могло погубить одно даром потраченное мгновение — он молниеносно вбежал по лестнице, вставил ключ в дверной замок и упал на колени перед своей кроватью. Руки дрожали, пока он высыпал на пол все содержимое из своей заплечной сумы. Пакетик с противоядием, где он?
Порошок, приготовленный Шамарганом про запас, как раз на такие непредусмотренные случаи, нужно было растворить в воде, но времени не было: веки тяжелели, тело начало сотрясать дрожь.
Успеть, лишь бы успеть!..
— Запей, — прозвучало над ухом, и ко рту кто-то поднес стакан с водой.
Шамарган сделал глоток и потерял сознание.
Было холодно и одиноко: Шамарган блуждал в полутьме, и не мог понять, как выбраться из нее. Словно миг назад шагнул в сквозную дыру на тот свет, удирая от людоедов на острове Закатных вершин.
Понор, жерло-приглашение на трапезу к Богине Смерти, высасывал все силы. Да и в целом, падение в Понор, в вечное застывшее ничто вне времени и пространства — его жизнь. Шамаргану порой казалось, что он заперт в самой глубине пещеры, горы, и должен пройти долгую дорогу наверх, шаг за шагом, оставляя за собой кровавые следы, чтобы глотнуть свежего воздуха и ослепнуть на миг от солнечных лучей. Но он никогда не пытался: его все устраивало, ибо в темноте нельзя было различить, где вверх, а где низ.
Шум был еле слышен. Шамарган сосредоточился, пытаясь вычленить из него осмысленные слова, казалось, он пробирался через заросли шиповника, раздирая себе руки и лицо, навстречу знакомым голосам.
— ... обильное питье, и через день он уже встанет на ноги, слово лекаря, — говоривший человек сидел неподалеку. — Неужели это кушанье спровоцировало приступ? Никогда себе не прощу, что мы заставили его съесть.
— Ты ни в чем не виноват, повелитель, — тут же раздался женский голос. — Никто не мог знать этого.
— Значит, ты уверен, что во всем виновато кушанье, а не то, что могли в него добавить? — послышался еще один голос, более низкий и хрипловатый.
— Если честно, то нет, — помолчав, отозвался первый говоривший. — Все симптомы указывают, что это сенная лихорадка, которая порой также проявляется у некоторых людей в отношении еды, но я не могу сказать, что именно вызывало приступ, понимаешь? Полагаю, остается только дождаться пробуждения Шамаргана и выяснить подробности. Да и кто мог желать ему смерти? — понизив голос, поинтересовался лекарь. — То есть, у такого человека, как Шамарган, врагов наверняка очень много...
Момент был как нельзя удачный, чтобы проснуться, так как разговор потек не в то русло. Шамарган зашевелился и приоткрыл глаза. Возле его постели сидели Эврих с Афагрой, прислонившись к дверному косяку стоял Волкодав.
— Очнулся! Во имя волосатых ляжек Туннворна, ну и напугал же ты нас, приятель! — всплеснул руками Эврих. Казалось, он и правда испытывал вину.
Злость на арранта за насмешку уже прошла: все-таки, Шамарган сочинил выдумку, и его уличили во лжи.
— Мне очень жаль слышать это, — Шамарган как будто в смущении опустил глаза и заставил себя покраснеть. — Я не думал, что так сильно отреагирую на, в общем-то, безобидное блюдо. Все дело в том, что у меня непереносимость орехов, какие были добавлены, по всей видимости, в еду.
— Да, орехи туда добавляют, — кивнул Эврих, чуть успокоенный. — И как давно ты понял, что тебе не стоит их есть?
— С самого раннего возраста. У меня уже случались несколько приступов, когда я по ошибке вкушал их. Уверен, как мы и договаривались, вечером я буду наравне со всеми.
Шамарган не врал: когда он проходил обучение в храме Богини, мальчиков, которым была уготована судьба убийц, заставляли принимать яд небольшими порциями, чтобы они привыкли к отраве. Лишь по этой причине у Шамаргана хватило сил добежать до комнаты и принять противоядие — другие на его месте сразу бы упали замертво.
— Ясно, — в этот момент к Эвриху подошел Тартунг и принялся горячо что-то доказывать. Казалось, он тоже хотел участвовать в запланированной на завтра ночной вылазке.
Едва за Эврихом закрылась дверь, Шамарган вздрогнул. Он до сих пор помнил сильные руки, что поддерживали его, поднесли к губам стакан с водой — Волкодав, видевший собственными глазами, как Шамарган принял спасительный порошок, в отличие от арранта точно не поверил в байку о давней болезни. Да и «Лечитель наследницы» вряд ли такой уж наивный: скорее, он решил, что не стоит добиваться правды, которую усиленно пытаются скрыть. В отличие от Волкодава.
— Ничего не хочешь мне рассказать?
— Нет.
— Кто пытался тебя убить?
— Убить? О чем ты, Волкодав? Это просто случайность. Я, правда, не знал, что в том блюде были орехи.
— Вранье, — уверенно заявил Волкодав. — Но зачем тебе это?
Шамарган мог бы ответить так: «Я не делюсь своими проблемы, ибо вам с Винитаром на меня все равно плевать. Мы даже не друзья, скорее вы еле выносите мое общество и вряд ли чем сможете помочь». Или он мог бы ответить так: «Нет такой беды, с которой я не смог бы справиться самостоятельно», старательно отгоняя мысль, что он дышал сейчас лишь из-за помощи Волкодава. Или вообще сказать прямо: «Не хочу быть слабым в твоих глазах».
Шамарган ограничился лишь лаконичным:
— Думай, как хочешь. Это была всего лишь сенная лихорадка, как и сказал твой друг, — и не произнес больше ни слова.
Волкодав понял, что от него больше ничего не добьешься, и тоже умолк.
После благополучного разрешения дела с потерянным ожерельем, Шамарган, Волкодав и Винитар вернулись на постоялый двор. На завтрашний день они уговорились догонять рабский караван, в котором шел Винойр, ученик Волкодава.
Винитар отправился к себе, а Волкодава и Шамаргана остановила служанка. Увидев Шамаргана, она воскликнула:
— Господин! Ваш друг, от которого вы ждали послания, просил извиниться, что он не дождался вашего возвращения.
— Друг? — озадачился Шамарган, начиная что-то подозревать. — Он был здесь?
— Да, ждал в вашей комнате. Забавный малый, все время шутил со мной. А потом затушил свечи и ушел. Еще сказал так смешно: «И светоч негасимый потухнет по воле моей», что я рассмеялась, — тут из кухни служанку позвали и, поклонившись Волкодаву с Шамарганом, она пошла навстречу требовательным голосам.
— И светоч негасимый потухнет по воле моей, — бездумно повторил Шамарган, а потом резко выдохнул. Рука потянулась к клинку на бедре, и остановить ее не было сил.
Шамарган сделал короткий замах, но кто-то сбил его с ног и не дал всадить пядь железа себе в живот. Шамарган взвыл: из него словно бы тянули жилы, и хотелось скрыться от боли.
Перед глазами появилась давно забытая малышка из Велимора.
— А теперь, теперь ты скажешь мне все? — кричала она, и ее пальцы были заляпаны чернилами, и она уже уверенно чиркала что-то на пергаментах. — Смотри, смотри, что я написала!
Листочек, поданный Шамарганом, помятый, заляпанный, и там был записан весь их старый разговор. И даже то, о чем Шамарган не говорил с малявкой — но произносил в своих мыслях.
«Разве твоя мама позволяет тебе произносить такие слова?
...ей плевать. У меня не было родителей. Меня, младенца, нашли нищие, искавшие поживы в куче отбросов!..
В каких странах ты побывал?
...исходил пешком всю Вечную степь....
Какие люди тебе встречались?
...довелось мне познакомиться со знаменитым слагателем песен, который мог вызывать дождь в засуху и унимать разъяренных зверей своими песнями...
Кто ты?
...часто зовут Никто... »
А потом снова закрутило в водовороте, и звуки пропали, и кругом разрослась пустота, бессмысленное ничто. И он падал, падал, падал в Понор. И все краски исчезли, и он сам — исчез, и никого, кто бы вывел его за руку из темноты.
— Шамарган!
Чье-то лицо рассеивало мглу, знакомое до боли: морщинки, заплетенные в косы светлые волосы, и бусинка, блеснувшая на миг ярко. Взгляд серо-зеленых глаз преследовал, не давал отпустить себя и забыться в таком долгожданном покое.
— Шамарган, вернись! Слышишь! Вернись!
Кажется, это его имя. Он — Шамарган. Нестройный хор голосов в темноте зазвучал тревожнее, тени не хотели отпускать свою законную добычу, и маленькие ручки невидимых существ еще сильнее впивались в тело.
— Ты в порядке?
Шамарган кивнул, не сразу вспоминая, как говорить. Потом закашлялся и все-таки произнес:
— Да. Да, я в порядке.
Он ждал, что Волкодав отодвинется, но тот по-прежнему сжимал его за руки, словно боясь, что стоит ему отойти, и Шамарган попытается вновь убить себя.
— Точно не хочешь перерезать себе глотку?
— Лучше я найду того «друга» и перережу ее ему, — облизнул пересохшие губы Шамарган.
— Я уже видел такое. Месть Богини на Тысячный день после побега из Храма. Именно поэтому тебя и пытались отравить, верно? Кто-то еще явится? Отвечай! — рявкнул Волкодав.
— Нет. Я оборонился от преследования три раза, и тем отстоял свое право на свободу. Я победил. Мы победили.
Пьянящая эйфория от осознания — как глоток хмельного пива. Шамарган вдруг осознал, насколько близко Волкодав находился, впервые за все время их совместного путешествия. Словно один из его снов, воплотившийся в реальности. Если бы Волкодав сейчас наклонился... Звуки не сразу стали словами:
— Мне несколько лет назад довелось бывать в Халисуне, где я был удостоен чести защищать юную госпожу по просьбе ее мужа. Виона сбежала из храма Неназываемой, и на Тысячный день за ней пришла сама Богиня в облике нищенки. Значит ли это, что я оставил госпожу в опасности, так как ее враги не успокоились бы, пока не добились своего?
Юная госпожа Виона. Юная госпожа Виона.
Шамарган запрокинул голову и захохотал, до слез, его плечи сострясались, и если бы Волкодав не придержал его, он бы сполз на пол. О, это достойная насмешка Богов, чтобы в узор жизни Шамаргана вплести нить Волкодава задолго до их знакомства. Таинственный телохранитель танцовщицы, отказ убивать которую стал отсчетом новой жизни, и Волкодав — один и тот же человек.
Пощечина была как нельзя более кстати: еще миг, и его веселье перешло бы в истерику.
— Шамарган, — произнес Волкодав таким тоном, что лицедей моментально успокоился. Венн, наверное, думал, что он смеялся над ним, но объяснять истинную причину было долго и утомительно.
— Не переживай, для танцовщиц у Богини другое проклятие, справиться с которым никому не под силу, разве только другим Богам. Если твоя подопечная выжила, то ей ничего не угрожает: прислужники Смерти отступят и смирятся. Таких, как я, наказанию пытаются подвергнуть настойчивее.
— Почему у меня тогда получилось помочь тебе? — прямо спросил Волкодав.
— Я не знаю.
— Или скрываешь.
Шамарган мог бы объяснить, хотя Волкодав вряд ли будет после этого разговаривать с ним. Но... почему бы и нет, собственно? Шамарган чудом избежал сегодня гибели, и что ему еще раз рискнуть всем?
В голове пульсировала единственная мысль: Волкодав здесь, рядом, и была только одна попытка. Он притянул к себе Волкодава, успев заметить тень удивления на лице вечно сдержанного венна, и поцеловал.
Губы у Волкодава были сухие, а тело — каменное, и был только миг, прежде чем Волкодав скинул бы с себя замешательство, и его кулак прилетел бы Шамаргану в лицо. И в этот миг было все возможно. Шамаргану казалось, что он оседлал ветер, и теперь взмывал на нем под облака.
Шамарган почувствовал, что его аккуратно подняли за шкирку, как котенка — он что, и правда настолько легкий? — и поставили на пол. Волкодав отступил на несколько шагов назад, и даже не ударил, как ожидал Шамарган. Боялся за его царапины? Или брезговал лишний раз к нему прикасаться? На лице Волкодава было полнейшее изумление пополам с гневом, и Шамарган не мог определить, какое из его предположений было верное.
Надо было что-то сказать, но все слова комком застревали в горле.
— Это был ответ, если ты не понял, — наконец криво улыбнулся Шамарган. — И кстати, кажется, я впервые застал тебя врасплох.
Венн молчал. Шамарган тоже. Сейчас он жалел, что проклятие Вездесущей обошло его стороной.
Развернувшись, Шамарган молча пошел к себе.
Прощание Волкодава с друзьями было недолгим. Венн что-то сказал Винитару, и бывшие враги одинаково криво усмехнулись. Кунс Винитарий решил отправиться в Астутеран, где надеялся встретиться с верными друзьями, и познакомиться, наконец, с невестой, кнесинкой Елень из славного Галирада.
Потом Волкодав подошел к Эвриху. Аррант, напротив, пытался улыбнуться, хотя его губы дрожали. Винойр, с которым Шамарган едва ли перебросился парой слов, перед разлукой с наставником также преодолел себя и подошел проститься.
Шамарган знал, что рано или поздно их пути с Волкодавом должны были разойтись, но когда момент разлуки наступил, он все равно оказался к нему не готов. Рвалась душа в клочья, и выть хотелось, словно попавшему в западню зверю. Он был бы рад продолжить путь с Волкодавом, несмотря на вчерашнюю неловкость: идти неважно куда, хоть по петлявшим тропинкам в зарослях, или пробираться по горам и болотам, если бы венну нужны были спутники. Но отрешенный, задумчивый вид Волкодава, ушедшего смелой мыслью в иные миры, останавливал его. Казалось, Боги возложили на Волкодава некую обязанность, что могла стоить ему жизни, и потому он уже не замечал земных дел.
— Шамарган, — произнес Волкодав, и тот удивился, что после всего произошедшего он до сих пор с ним разговаривал. Что лишний раз подчеркивало, насколько венн был выше всех людей, полных предрассудков, — Волкодав не отскочил тогда с воплями «Мужеложец! На кол его!», и сейчас тоже не брезговал находиться в обществе Шамаргана.
От чужого великодушия кружилась голова.
— Ты называл себя сыном Тразия Пэта и жаловался, что не умеешь даже зажигать огонь... На самом деле ты умеешь. Смотри, это же так просто, — Волкодав впервые взглянул на него серьезно, без насмешки, и улыбнулся уголком губ.
Языки пламени облизывали прошлогоднюю траву, ласкали ее. Дымок был неприметный, дрожащий, но он был, был! Шамарган бы вечность смотрел на него, и на душе его постепенно воцарялся покой.
Говорили, что боги нередко неузнанными ходили на земле, испытывая Своих чад. А могло ли такое быть, что люди приближались к небесной святости, и полубог-получеловек — это не выдумка книжников? Волкодав был ненамного старше Шамаргана, но он стольким одарил его за все время их знакомства, что хватило бы на целую жизнь некоторых мудрецов.
Наверное, повстречай Шамарган теперь Щербатую из далекого Велимора, он смог бы ответить малышке на ее вопрос: «Кто ты такой?» Впервые за последнее время он нашел себя, и это было главное. Внутри что-то трепетало, и пальцы жгло — записать бы мысли на пергаменте, поделиться.
Вот бы посмотреть на выражение лица венна, когда тот найдет записку со стихотворными строками о Крылатом. Венн, наверное, никогда не получал подобные послания.
Шамарган больше не чувствовал падения. Возможно, все это время он не летел вниз, но возносился, обретя крылья, вверх? Шаг за шагом приближался к освобождению от опаляющей зависимости, от ненависти к самому себе, от всего, что сковывало, удерживало полет. К пониманию, как ему выбраться из собственного Понора.
Шамаргану хотелось идти тенью, след в след, не упуская из вида и не показываясь на глаза, за ним, за Светочем Негасимым, но оставалось одно — продолжить намеченный путь.
В привычном уже одиночестве.
Но на этот раз дорога его будет прямой.
Спецквест.Doc
Спецквест.Txt
Бета: Михаил Морковка
Размер: миди, 6964 слов
Пейринг/Персонажи: Шамарган/Волкодав (односторонний)
Канон: «Волкодав»
Категория: слэш
Жанр: ангст; AU
Рейтинг: R
Примечание: написано по мотивам заявки с инсайда; в тексте присутствует парочка цитат из книги «Самоцветные горы»
Краткое содержание: Чираха глазами Шамаргана.
x x x
— Кажется, я придумал новую поговорку, — объявил Шамарган. — Любишь прыгать в Понор — люби и врата отыскивать.
Волкодав и Винитар лишь усмехнулись на такие слова.
Минуло уже два дня с тех пор, как путники отправились на поиски забытого пути из Велимора, ибо идти до ближайших торных Врат оказалось бы гиблой затеей: страшно подумать, сколько времени ушло бы на дорогу! Лодки плыли быстро от острова к острову. Часто бывало, что очередная деревня как две капли воды походила на предыдущую: те же длинные общинные дома, те же дерновые крыши и неровный забор, та же череда обветренных лиц, с любопытством взиравших на незнакомцев... Если бы трех путешественников не встречали на бревенчатых причалах незнакомые им дотоле люди, сердечно предлагавшие согреться у домашнего очага да подкрепить силы, можно было бы подумать, что на самом деле лодка плавала вкруг, по одной и той же местности.
Наконец ранним утром следующего дня на Малых Островах рыбаки рассказали о старом-престаром дедушке, который ведал про некий лаз, что вел в теплый край далеко-далеко отсюда. Охотников проверить истинность его слов не находилось, но старик клялся, что этим знанием поделился с ним его отец, а с тем — его.
Шамарган, Волкодав и Винитар переглянулись и двинулась, куда наказывали. Нужный им дом отыскался быстро, ибо был виден издалека. С первого взгляда становилось ясно: славная семья занимала его, поколение за поколением поддерживавшая достаток рода, и оттого крепко и могуче было их жилище. По двору прогуливался мохнатый пес, но разумный защитник никогда не кидался на незнакомцев, пожаловавших к его хозяевам, лишь грозно ворчал: дескать, помните, что в гостях. Увидев чужих людей, пес сдержанно загавкал. А потом его лай плавно перетек в восторженное повизгивание — признал, видать, в Волкодаве дальнего родича.
— Знаете что? Вы как хотите, а я останусь здесь, — заявил Шамарган, не доходя до крыльца. — Да хоть на тех бревнах посижу, но в дом не пойду. Ибо чувствует моя правая пятка: быстренько нам стол соберут, а я, если съем еще хоть кусок копченой рыбы, просто лопну.
Он не преувеличивал. Гостеприимные сегваны в каждой деревне считали своим долгом до отвала угощать чужаков, не побоявшихся постоять за Правду даже перед Вингоррихом, правителем здешних земель. Волкодав, Винитар и Шамарган не смели обижать хозяев и отвергать искренние предложения.
— Уверен? — только и спросил Волкодав.
— Уверен.
Шамарган подошел к бревнам, что лежали перед крепкими воротами, и уселся на них как ни в чем не бывало. Словно всегда сидел тут, ждал, как выйдет подруга ненаглядная. Винитар между тем низко поклонился выглянувшей на шум хозяйке. Из них троих более всего дар слова подчинялся Шамаргану, но было правильней все-таки сегвану разговаривать с сегваном, надежней. Дородная женщина светло улыбнулась в ответ на приветствие кунса и поманила в дом. Волкодав, еще раз окинув Шамаргана внимательным взглядом, последовал за ними. И едва спутники скрылись из виду, на лицо Шамаргана набежала угрюмость. Он нахмурился и упер глаза в горизонт.
Меньше всего Шамарган думал, что последовав за Винитаром и Волкодавом, когда те на острове Закатных Вершин хотели совершить Божий Суд и достойно завершить месть, он окажется в Велиморе. Знал бы, что придется спасаться от одичавших да шагнуть в пустоту, оглохнув от чудовищного грохота разрушавшегося купола ледника, — привязал бы себя к мачте кунсового корабля, с места не сдвинешь. Хотя... Чего ради ложь говорить? Не ради любопытства Шамарган решил прервать таинство поединка, не по прихоти глупой.
И вот теперь он сидел под велиморскими звездами, истаявшими в розово-огненном рассвете. И казалось Шамаргану, что дышал он им, утягивал в себя каждым вдохом краски утреннего неба, всасывал первые лучи просыпавшегося солнца и лишь так согревался. Вот бы сохранить это тепло про запас, когда нестерпимо повеет холодом и кожа покроется мурашками.
Шамарган передернул плечами.
Если все получится и его спутники узнают необходимое, сегодня к вечеру они покинут Велимор. А завтра наступит Тысячный день, знаменующий смерть отступникам — тем, кто перестал поклоняться Неназываемой и славить ее убийством неугодных.
Два с половиной года назад Шамаргана вместе с напарницей — имя все время ускользало из памяти, словно заговоренное, — послали в Кондар наказать танцовщицу, сбежавшую из храма Богини. Они прибыли за седмицу до срока, чтобы присмотреться ко всему да решить, как поступить. Без труда нашли дом ювелирных дел мастера, женой которого стала беглянка. Муж нанял для любимой телохранителя, но кто тот против воли самой Богини? Шамарган однажды увидел ее, когда пытался разведать что да как. Танцовщицу. Девчонка прыгала на одной ноге и все время на кого-то оглядывалась. Ее косички шевелились от каждого движения как живые, браслеты позвякивали. Она запрокидывала голову, смеясь, и все время взмахивала руками.
И такая жажда жизни, такая всепоглощающая любовь к миру полыхала в ней, что Шамарган даже отшатнулся-обжегся чужими эмоциями. И понял, что тоже хочет этого. Искреннего смеха. Наслаждения танцем и беседой с приятным человеком. Радости от чужих объятий. Жизни по собственной воле, а не по приказам жрецов Вездесущей.
Он ушел, не предупредив напарницу. Отступился от задания, как не поступал никто из служителей Смерти. Много позже людская молва донесла, что в Кондаре какую-то нищенку загрыз пес недалеко от пристани... А Шамарган в это время уже служил у Хономера, Избранного Ученика Близнецов, и радовался, что избежал схожей участи.
Почему-то он ни на мгновение не усомнился, кем была та женщина.
И сейчас срок спокойной жизни истекал, и следовало опасаться всего на свете. Каждой тени, из которой могли метнуть клинок, каждого встречного, способного обернуться врагом. Лютым был гнев богини на тех, кто вырывался из ее власти, и Шамарган не знал, способен ли он был устоять против такого противника. Ему ли не ведать, сколь настойчиво мстят за предательство?
Шамаргана пугала не смерть. Что в ней, правду молвить, страшного? Он сам в течение длительного времени дарил вечный сон многим, многим людям и испытывал что-то, отдаленно похожее на восторг, когда на устах жертвы замирал последний вздох. Если быть честным, Шамарган заслужил наказания, и в иное время он с честью принял бы его. Но его смущала жалкость смерти. После исчезновения Шамаргана память о нем стерлась бы быстрее, чем следы на песке во время прилива, и не было ни одного человека, который оплакивал бы его гибель. Да и мало кто знал его под истинным именем — Шамарган, лишь прозвища одни были у всех на устах...
Как он может погибнуть, если он только-только познавал вкус жизни? Когда он еще не стал равным... Волкодаву, не доказал тому, что достоин уважения?
— Но даже если я и умру, — пробормотал сквозь зубы Шамарган, — то хотя бы молодым. А не старым пердуном, не способным держать даже ложку.
Мысль, честно сказать, мало утешала.
— Разве твоя мама позволяет тебе произносить такие слова? — вдруг выдохнули совсем рядом.
Шамарган повернулся, удивившись, что не услышал чужие шаги. Около бревен стояла маленькая девчушка и таращилась на Шамаргана любопытными глазенками. Рот ее был растянут в щербатой улыбке, на подоле рубахи — дырка, в которую очень удобно было засовывать пальцы, судя по ширине. Помятые листочки с каракулями, судя по тому, насколько бережно и с трепетом девочка держала их, были ее главным сокровищем.
— Извини, задумался да не расслышал. О чем спрашивала, красавица?
Солнышком зажглась изнутри малышка. Возможно, Боги послали Шамаргану ее нарочно?
— Ты выглядишь очень одиноким, — между тем поведала малявка, и ее улыбка чуть померкла. — Кто ты такой? Хочешь, будем с тобой дружить, а? Только не под лисичку, хорошо?
И голос такой серьезный-серьезный, а самой и от земли-то не видать. Шамарган почувствовал, как губы растягиваются в улыбке. И вдруг царапнула мысль: если хочется улыбаться, значит, не все потеряно, верно?
— Почту за честь. А что значит под лисичку?
Жалостливый взгляд, которым его одарила девчонка, призван был втоптать Шамаргана в пыль.
— Такой большой, а не знаешь! Это значит только притворяться. Когда кто-то друг лишь понарошку, и потому может тайную пакость устроить.
Как интересно, подумал Шамарган. Быть может, Волкодав и Винитар считали, что он дружит с ними «под лисичку»? Что посреди ночи он ни с того ни с сего ножик им в ребра заправит да яда вместо соли в кушанье подсыплет?
— Мы будем настоящими друзьями, — малявка, казалось, была счастлива, что нашла себе такого большого и важного друга, и стремилась все-все ему рассказать, о чем знала. — Всегда помогать друг другу. Делиться выпечкой или ягодой.
Щербатая вдруг хитро посмотрела на Шамаргана.
— А меня сестрица читать учит, — похвасталась малышка. — А ты умеешь?
— Читать? Умею.
— А писать?
— Тоже.
— Здорово! Тогда держи, — малышка вдруг вытащила перо для письма, спрятанное за ухом, достала ловко спрятанную чернильницу и вручила Шамаргану стопку с листками. — И пиши все-все-все, о чем знаешь.
— Все-все?
— Да. В каких странах ты побывал? В какие игры играл? Какие люди тебе встречались?
— И зачем тебе это, красавица? — забавляясь, спросил Шамарагн, но послушно записал сказанное.
— Я мечтаю собрать рукопись с такими записями. Ну, с беседами. Со всякими чужеземцами. А потом выучусь читать и отправлюсь путешествовать в те места, про которые мне рассказали.
Малышка сосредоточенно сопела под руку, пока Шамарган придумывал шуточные ответы. Как знать, вдруг правда обучится грамоте, тогда посмеется знатно.
— А еще... Ты это не пиши, это я тебе по секрету скажу.
Малышка поманила Шамаргана к себе, заставила наклониться. И прошептала в самое ухо:
— У тебя такое страшное лицо было, когда я подошла, словно ты обдумывал что-то нехорошее. Но ты же на самом деле славный, правда?
Как легко и как тяжело было ответить на такой наивный вопрос, только дети могли спросить подобное.
— Учись хорошо.
Шамарган взъерошил волосы девчушке, отдал ей пергамент и пошел к сошедшим с крыльца спутникам.
x x x
Как выяснилось, велиморская червоточина выводила в Саккарем: шагнув в тайный лаз, Шамарган, Волкодав и Винитар очутились посреди болота неподалеку от реки Сиронг.
Дорога по вонючей жиже к суше казалась трудной и долгой. Комары нещадно кусали, постоянное зловоние портило настроение. Вечером, когда путники устроились на ночлег, Шамарган долго крутился-устраивался, все ему казалось: то камушек в бок впивался, то одеяло не до конца просохло, то холодно, хотя костер Волкодав развел на совесть.
А потом Шамарган понял. Жег ему сердце стыд от глупой выдумки о родственниках. Шамарган сразу приметил, что оба его спутника не верят россказням о высоком родстве с прославленным военачальником, но не смог остановиться. Его язык словно по собственной воле болтал, и сказка, что Торгум Хум действительно мог быть его отцом, становилась реальностью с каждым словом. Чтобы тут же лопнуть от выразительного взгляда Винитара и молчания Волкодава. Они наверняка не сказали вслух многое, что вертелось в их мыслях, и потешались лишь про себя. А попадать в смешное положение, что перед Волкодавом, что перед Винитаром, Шамаргану хотелось меньше всего. Но как еще попытаться встать с прославленными воинами вровень? Если ни по личным качествам не получается, ни по умению в бою, то хотя бы благодаря благородному рождению...
Впрочем, любые думы отгоняла работа. В шесть рук мужчинам быстро удалось соорудить крепкий плот для дальнейшего путешествия. Пока Винитар с Волкодавом накрепко привязывали тростник друг к другу корневищами растений, Шамарган нашел подходящие жерди, которые могли помочь в управлении плотом. Без особых происшествий доплыли они по протокам прямо к Черным Холмам, за которыми, по утверждению венна, были торные дороги в разные города.
Шамарган, конечно, тоже неплохо знал карту мира — ему часто помогало это во время служения в Храме, когда приходилось разыскивать человека, на которого указала Богиня, но его память была не настолько хорошей, как у Волкодава.
В деревне за Холмами путники вызнали, что недавно мимо тех мест проезжало посольство Солнцеликого Мария, саккаремского шада, и потому ни один житель не смог бы предоставить внаем коня или лошадь. Хозяин таверны, который поделился с ними последними новостями, предложил им переждать пару дней у него в гостях или дойти до соседнего селения.
— Думается, лучше отправиться в Чираху, чем попусту просиживать штаны в комнате, — обратился Винитар к Волкодаву и Шамаргану.
— Там и правда неплохо было бы побывать, — согласно пробурчал Волкодав, а Шамарган тут же встрепенулся. Венн наверняка думал, что его сдержанность была непроницаемым щитом, но светлое вдохновение, охватившее его, сразу бросалось в глаза.
Тот городишко был чем-то примечателен Волкодаву, и Шамаргану не терпелось узнать чем.
x x x
Чираха оказалась гораздо больше и оживленней, нежели Шамарган рассчитывал увидеть. В многоголосье толпы на главных площадях и меж торговых рядов явственно угадывалось не только саккаремское наречие, но и нарлакское, и мономатанское. Мастерские предлагали всевозможные товары, а вывески постоялых дворов встречались на каждом шагу — выбирай что пожелаешь.
Винитар решил первым делом направиться на торг за конями — все-таки, ради них они провели полдня в пути. Рынок в Чирахе и правда был достоин прогляда, и там можно было купить все что угодно. Шамарган уже предвкушал, как будет ходить вдоль рядов и выбирать лошадей, как Волкодав вдруг остановился.
— Сами идите, — он передал Винитару кошелек — сохраненный, надо заметить, благодаря предусмотрительности Шамаргана: не сбеги он с мешком венна, где у того были все его пожитки, не было бы у них сейчас звонких монет. По совести говоря, жизнь Шамаргана окончилась бы гораздо раньше и бесславней: он стал бы сытным ужином для дикарей на родине Винитара. — Справитесь?
Винитар молча кивнул, и Шамаргану тоже пришлось придержать язык. Волкодав пошел в сторону, словно бы уже бывал в Чирахе не раз: хотя Шамарган не сомневался, что дело обстояло как раз таки наоборот. Увы, возможность узнать больше про Волкодава пропала — Шамарган же не дурак набиваться в спутники венну против его желания.
— Встретимся у «Корчемника», — крикнул Шамарган, и Волкодав, уже отошедший на десяток шагов, чуть повернул голову и кивнул: понял, мол.
В горле клокотал вопрос, который спустя несколько мгновений вылился в любопытно-ревнивое:
— Куда это, интересно, направился Волкодав? Бежит так, словно спешит на свидание к невесте. Потому что с таким лицом явно хотят увидеть, кого давно знали или о чем не раз слышали.
— Это не наше дело, — коротко ответил Винитар и уверенно пошел в сторону торговцев.
x x x
Самое смешное, что глупость, сказанная Шамарганом, оказалась шуткой лишь наполовину: когда они с Винитаром возвращались к трактиру, то повстречали Волкодава с незнакомцем. Прежде чем те протиснулись сквозь толпу и подошли ближе, Шамарган успел шепнуть Винитару:
— Теперь мне можно идти в гадальные ряды, судьбу предсказывать. Пусть это и невеста Волкодава, и со шрамами вдобавок.
Он мог поклясться, что в глазах Винитара на миг вспыхнул огонек веселья.
Эврих не понравился Шамаргану сразу, еще до того, как Волкодав представил их друг другу. Излишняя самоуверенность, голос и чересчур рассудительные речи арранта вызывали раздражение. Впрочем, по чести сказать, все дело было в расстоянии между старыми друзьями — чем оно становилось меньше, тем больше вырастала неприязнь Шамаргана.
Вспышка ревности удивила его самого: Волкодав не выглядел тем, кто способен увлечься другим мужчиной в том самом смысле. Надо думать, вера веннов не различала любви между женщиной и мужчиной или между двумя мужчинами, и потому, по сути, Волкодав не должен был иметь ничего против таких, как Шамарган. Опять же в Самоцветных горах среди рабов появление мужеложцев было неминуемо.
Озвученные самому себе подозрения были на редкость абсурдны: Волкодав и Эврих скорее напоминали братьев, чем полюбовников. Но даже понимая это, Шамарган злился, насколько часто аррант прикасался к Волкодаву. Как хлопал его по плечу, словно прикосновениями пытаясь убедиться, что друг никуда не исчезнет. Что удивительно, на лице Волкодава нет-нет да начали промелькивать улыбки, на которые так скуп был хмурый венн.
Шамарган бы многое отдал, чтобы Волкодав хоть раз взглянул на него с такой же симпатией. А вместо этого друг Волкодава смешал Шамаргана с грязью презрительным: «Изыди с глаз моих, порождение чресл чудовища!», и Шамарган не выдержал унижения. Сбежал, и ему вслед понеслись проклятия лоточника, чей прилавок со сладостями он чуть не своротил, но Шамарган не остановился.
Во рту было кисло, словно бы он сжевал несозревшее яблоко. И хотелось что-то выкрикивать в небо, а что — непонятно.
Сердце сжимала досада на весь мир и — даже не на Эвриха, а на Волкодава почему-то. И сразу упоительные, но бессмысленные мысли змеями закрутились в голове: а что, если бы венна не стало? Что, если Шамарган вспомнил бы выучку своих наставников, как составить самый сильный яд, который никто не смог бы распознать? Как облегчило бы это жизнь Шамаргана — он больше не чувствовал бы себя настолько ничтожным, не растравливал бы сердце непонятными порывами и не тратил бы столько усилий, чтобы соответствовать Волкодаву.
О, Шамарган бы мог убить, если бы захотел. Однажды он уже подобрался к Волкодаву, смог бы снова, пусть и ценой собственной жизни. У венна было песье чутье на опасности, а на плече всегда восседал верный крылатый страж, но любого воина можно было побороть либо количеством противников, либо внезапностью нападения. Шамарган имел шанс сыграть на втором — Винитар, Волкодав и его друг Эврих ошибались, ни во что не ставя Шамаргана. Но хоть идея была заманчивой, Шамарган понимал: это не поможет.
Служители Смерти называли себя «никто», но можно было бы предложить другую трактовку. «Никто» значило пустышка. Мусор, дрянь. Тот, с кем не заговаривали честные люди, кому побрезговали бы протянуть руку даже нищие. Шамарган сбежал, но что толку, если бежишь от самого себя? Он так и остался ничтожеством. А Волкодав ведь не виноват, что Шамарган начал испытывать к нему... что бы он ни испытывал.
Шамарган весь день проплутал по Чирахе и лишь под вечер вернулся в трактир. Он сделал вид, что уже забыл обидную речь арранта, и это было правильней всего.
x x x
На следующий день все закрутилось: Волкодав неожиданно признал в жеребце Винитара знакомого коня, и потому пришлось возвращаться обратно на торг, где проходила распродажа имущества оклеветанного преступника. Когда седьмой помощник вейгла упомянул имя мельника Шехмала Стумеха, а Волкодав и Эврих тревожно переглянулись, услышав его, Шамарган догадался: скорее всего, отлучка Волкодава как-то связана именно с этим человеком.
На душе взыграл задор: хотелось распутать запутанный клубок, разобраться в тайне Волкодава. Шамарган не сомневался, что задай он вопрос венну напрямик, то нехотя ответил бы, пусть и коротко, как всегда, но интересней было самому найти ответ.
Когда Волкодав с Винитаром и Эврихом ушли к вейглу, причем аррант напоследок одарил его насмешливо-жалостливым взглядом, Шамарган приступил к делу. В умении выведывать нужные сведения под видом бессмысленной болтовни со служанками и завсегдатаями постоялых дворов у него не было равных. Нужные сведения о мельнике Шехмале Стумехе и его дочери были собраны довольно быстро, и причем весьма-весьма любопытные.
Едва подарив по монете торговкам на площади, которые рассказали, что к Шамоон часто наведывался по ночам ее сердечный друг, Шамарган внезапно почувствовал чужой недобрый взгляд. Тревога усилилась, стоило сойти с шумной улицы на безлюдную, и Шамарган специально замедлил шаг. Прислужник Смерти не заставил себя ждать: нож просвистел в дюйме от головы Шамаргана, и не пригнись тот, оказался бы уже в чертогах Исподнего Мира. Безымянная смерть, которую он ждал с самого Велимора, наконец, явилась.
Капюшон скрывал лицо нападавшего, но по фигуре можно было судить, что убийца молод, едва ли старше самого Шамаргана. Схватка была безмолвная, но жесткая: Шамарган тотчас же ударил противника под дых, проведя атаку так быстро и неожиданно, что тот не успел защититься. Убийца согнулся: каждый его вдох сопровождался хрипами. Шамарган, не желая пачкать нож, спрятанный под одеждой, свернул ему шею. Даже обидно стало, что на него, мастера, натравили ученика, только-только прошедшего обучение.
Свидетелей их схватки не было, и Шамарган спихнул тело в ближайшую выгребную яму: не скоро его обнаружат. Некоторое время он кружил по улицам, ожидая еще одного покушения. Ничего не произошло: наверное, у убийцы не было напарников, и, поразмыслив, Шамарган вновь направился к «Удалому корчемнику».
От убийства кровь всегда начинала бурлить, и потому спокойно ожидать в комнате, когда саккаремский сановник перестанет точить лясы с Волкодавом, Винитаром и Эврихом и они вернутся ни с чем, Шамарган не мог: душа просила действия. Он спустился на первый этаж трактира и занял свободную лавку.
Струны отозвались радостным гулом, когда Шамарган взял арфу в руки, и песни полились легко и вдохновенно. Девушки окружили его сразу, словно им медом кто намазал скамьи поблизости. За ними нехотя последовали их ухажеры, негодующе косясь на возможного соперника, и вскоре вокруг Шамаргана собралась шумная компания.
В песнях Шамарган сбрасывал собственное напряжение, страх, и ликовал, что он еще жив. И это настроение прекрасно ощущали окружающие.
Когда в дверях он увидел Волкодава, то не мог уже сдерживаться. Он подмигнул одной из красавиц, и та вспыхнула от удовольствия. Парень, сидевший поблизости, тут же заревел, оправдывая ожидания Шамарагана:
— Ты, не моги с моей девушкой миловаться! Не моги, кому говорю!
Шамарган усмехнулся:
— А с кем предлагаешь миловаться? С тобой что ли? — кругом засмеялись, даже не догадываясь, что шуткой тут и не пахло. Шамарган ловко ушел от преследовавшего его разъяренного глиномеса и допел похабную песенку. Посетители шумно поблагодарили его за потеху и постепенно начали расходиться. Вскоре в трактире снова восстановился ровный гул голосов.
Четверо мужчин уселись за дальний стол, взяв по кружке пива, и начали разговор. Рассказывая о прелюбодеянии дочки мельника Шамоон с Бхубакашем, Шамарган все больше убеждался в правильности своей догадки — Волкодав часто кривился, близко к сердцу, видимо, принимая сказанное. И чем же тебе так интересна семья Шехмала Стумеха, а, Волкодав?
Волкодав несколько раз за беседу глянул на его руки, и Шамарган подавил желание вытереть о штаны разом вспотевшие ладони. Вряд ли там могли остаться какие-то намеки на недавнее происшествие, но почему-то Шамарган думал, что Волкодав видел на его ладонях кровь. Которой там просто не могло быть.
— Что? — наконец спросил Шамарган, холодея при мысли, что Волкодав озвучит свои подозрения. Часто венн смотрел на него таким пытливым взором, что становилось не по себе. Кого он видел перед собой? Безродного сироту, придумывающего себе прославленных отцов? Или выученика Смерти, клейменного татуировкой с вывернутым наизнанку знаком огня? А может, голема, искусно притворяющегося человеком?
Волкодав пожал плечами и отвернулся.
x x x
Шамарган долго не мог уснуть, вспоминая все произошедшее с ним днем. Волна возбуждения накатывала, и сдерживаться больше не хотелось.
Ласкать себя, когда в соседней комнате спали спутники, не столько смущало, сколько опьяняло. Если Винитар ничего не заподозрит, то Волкодав со своим чутким песьим слухом быстро догадается, чем Шамарган занимается. Наверняка тонкие стены для него не были преградой, и Шамарган перед ним все равно что нагой. Шамарган закусил губу, уже не сдерживая стоны, и дал волю собственным желаниям. Неторопливо обхватил горячую плоть ладонью, провел рукой по всей длине.
В воображении Шамаргана иллюзорный Волкодав в соседней клети чуть пошевелился, а потом поднялся. Немного постояв перед дверью в комнату Шамаргана, он приоткрыл ее, неслышно заходя внутрь. Шамарган низко застонал при мысли, что он ласкает себя при Волкодаве. Дрожь пробежала от мысли, что серо-зеленые глаза жадно оглядывали вытянувшееся перед ним гибкое тело.
Шамарган на своем веку много где побывал, был знаком с наложницами кунсов, пленявших каждого своей красотой, и со знатными госпожами, которым складывали любовные баллады. Мог он оценить и мужскую красоту и, например, признать, что кунс Винитарий не был лишен привлекательности, хоть и не вызывал у него никаких чувств, кроме уважения. А вот Волкодав... Его внешность внушала одну мысль — с ним лучше не связываться, иначе не поздоровится. Все драки и сражения были написаны на его лице, но необъяснимым образом Шамарган рядом с ним замирал от восторга.
И чувствовал себя настоящим. Не пустым.
Шамарган часто натягивал чужую шкуру, срастался с ней, и, когда начиналось представление, никто не узнавал его, игравшего очередную роль.
Трудно ли скроить новую рубаху для опытного портного? Два дня работы, исколотые пальцы, обмусоленные нитки да разрезанная по меркам льняная ткань. Несколько примерок, чтобы заказ сидел на фигуре идеально — и вот уж готова обновка, только монеты заплати за шитье. Трудно ли скроить нового человека? Талантливый лицедей лишь посмеется над таким вопросом и пойдет готовить смеси для преображения и искать необходимые вещи, чтобы переодеться.
Ни один человек не мог разглядеть Шамаргана за личинами, кроме Волкодава. Как быстро глаза венна озарились узнаванием, когда он заметил старца, поющего в харчевне «Матушка Ежиха», в которого Шамарган перевоплотился, чтобы вернуть свою арфу? И уж наверняка он сразу сообразил, что и нищий с «жальной» о Самоцветных горах, прозвучавшей перед воротами Тин-Вилены, был настолько же притворен, как и все предыдущие роли Шамаргана.
Волкодав видел его насквозь, и это одновременно и пугало, и радовало.
Когда Шамарган наконец провалился в сон, он всю ночь пытался догнать без устали шагавшего по сосновому лесу Волкодава, и все равно отставал на несколько шагов.
x x x
Шамарган не думал, что так скоро на его душу пришлют еще одного убийцу. Точнее, он понимал, что это должно было произойти, но ожидал, что слуга Неназываемой объявится гораздо позднее.
В любом случае, за утренней трапезой следующего дня Шамаргана опять закололо изнутри предчувствие, стал нашептывать об опасности тайный голос. Нужно бежать из трактира, спасаться, ибо он ощутил дыхание Вездесущей, что побывала здесь совсем недавно! Однако ни один из постояльцев не потянул бы на поклоняющихся Смерти — бывших собратьев по вере Шамарган вычислял легко, словно бы над ними висел некий знак. Вроде татуировки огня, что наносили всем последователям Богини в потайном месте.
— Друзья, — напыщенно говорил Эврих, когда Шамарган уселся за стол. — Это блюдо считается среди местных жителей проверкой на прочность: немногие могут доесть его до конца и сдержать слезы. Все дело в добавленном в кушанье жгучем перце. Раз вы впервые прибыли в Чираху, я счел своим долгом познакомить вас с местными традициями.
Спутникам Шамаргана можно было не опасаться за свою жизнь — Богиня карает только отступника. Афагра и Тартунг, слуги, арранта, весело переглянулись, ожидая славной потехи. Винитар и Волкодав остались безучастными: видимо, они предпочли бы зажаренные бараньи косточки да миску с горячей похлебкой, чем непонятное и незнакомое кушанье. Впрочем, Эврих видимо знал, как можно надавить на своих собеседников.
— Не хотите ли отведать, кунс? Полагаю, когда вы воссоединитесь с невестой, то сможете ее позабавить рассказами об диковинных блюдах, что вы попробовали здесь, — видя, что Винитар колеблется, Эврих немедленно усилил натиск. — Юные девушки любят слушать подобные истории, ибо они не только скрашивают беседу, но и показывают характер человека с иной стороны.
— Сразу видно в тебе придворного, дорогой Эврих, ибо мало кто может безболезненно для чьей-либо гордости настоять на своем, — Винитар поддался уговорам и пододвинул к себе тарелку.
— А ты, мой друг, — обратился Эврих к Волкодаву, — тоже не должен отказываться от угощения, ибо должен вспомнить рассказы Ниилит о сей пище.
Ниилит!
Шамарган возликовал: ему было известно это имя. Не зря ведь казалось, что у Волкодава было особое отношение Чирахе — городу, где родилась его подруга!
Волкодав покачал головой:
— Сколько лет прошло, а ты все такой же, Эврих, хоть и стал на несколько годов старше, — венн краем глаза взглянул на Шамаргана. Наверное, от его внимания не скрылось тщательно подавляемое беспокойство: Шамарган словно бы сидел на муравейнике, ожидая, что скоро грянет гром.
Волкодав и Винитар одновременно взялись за ложки. Когда оба попробовали острую пищу и не изменились в лице, хотя и побелели, Афагра усмехнулась.
— Мой господин, да не прогневается он за мою дерзость, тут же потребовал себе стакан воды, чтобы как-нибудь унять пожар во рту, хотя позже и доел все, чтобы было на тарелке, чтобы не обижать друга. Вы хорошо держитесь для тех, кто впервые попробовал столь острое блюдо.
— Да, это правда: я не смог достойно выдержать это испытание, и, боюсь, несколько упал в глазах достопочтенного Наддада, у которого мне выпал шанс отведать сие угощение впервые, — полушутливо-полусерьезно сказал Эврих. — У чирихцев это давняя забава — угощать чужаков, не предупредив ни о чем, и следить за их гримасами.
— А ты что не ешь? — вдруг спросила Афарга. Тарелку для Шамаргана только что принесли, так как он спустился вниз позже остальных: перед его дверью служанка рассыпала стопку с чистым бельем, и он помогал ей его собрать.
Шамарган помедлил, и девушка насмешливо вздернула брови:
— Или трусишь?
Презрение в ее голосе было неприкрытым, на грани оскорбления. Афарга обманывалась внешним видом Шамаргана и видела в нем лишь говорливого, легкомысленного, обожающего проказничать да бренчать на музыкальных инструментах парня. Быть может, Шамаргану не стать достойным воином наподобие Волкодава или Винитара, но дарить покой смерти он умел. Как и скрываться за наиболее безобидной личиной.
Шамарган постарался улыбнуться как можно шире. Назло. И пододвинул тарелку.
Кушанье действительно обжигало язык, словно бы Шамарган взял в рот раскаленное железо, и многих усилий стоило не выплюнуть адскую пищу и проглотить ее, смаргивая выступившие слезы. Все дружно захохотали: уж слишком уморительно, должно быть, выглядел Шамарган.
— Во имя разорванного платья Прекраснейшей, которым она зацепилась, перелезая через забор!.. С таким лицом женщины обычно рожают, ха!
Шамарган усмехнулся, собираясь дать достойный отпор арранту, как ощутил странное сладковатое послевкусие. Слишком знакомое. В глазах сразу же поплыло, и Шамарган схватился за стол, чтобы не упасть.
Вот оно, вот! Не зря проснулось его чутье, не зря интуиция подсказывала об опасности — отравлено было блюдо. Когда убийца смог подсыпать яд? Подговорил ли слуг или незаметно проник на кухню? И как он вызнал, какая тарелка достанется именно Шамаргану?
Белье!
Служанка сказала, что один из постояльцев столкнулся с ней и выбил вещи из рук, и именно это задержало Шамаргана. Когда он спустился, всем уже принесли их завтрак, и потому служитель Неназываемой не опасался, что отравленная порция достанется не тому.
— Шамарган? — чуть обеспокоенно позвал аррант, заметив, как побледнел лицедей. Его лицо превратилось в восковую маску, будто вся кровь отхлынула. Эврих поежился — у мертвеца кожа и то ярче!
— Прсте, — невнятно отозвался Шамарагн и кинулся в собственную комнату. Несмотря на тошноту и слабость, он услышал презрительный смех за спиной.
— Слабак, — плюнула Афагра. — Чего еще ждать от крапивного семени, тьфу.
Шамарган знал, что его жизнь могло погубить одно даром потраченное мгновение — он молниеносно вбежал по лестнице, вставил ключ в дверной замок и упал на колени перед своей кроватью. Руки дрожали, пока он высыпал на пол все содержимое из своей заплечной сумы. Пакетик с противоядием, где он?
Порошок, приготовленный Шамарганом про запас, как раз на такие непредусмотренные случаи, нужно было растворить в воде, но времени не было: веки тяжелели, тело начало сотрясать дрожь.
Успеть, лишь бы успеть!..
— Запей, — прозвучало над ухом, и ко рту кто-то поднес стакан с водой.
Шамарган сделал глоток и потерял сознание.
x x x
Было холодно и одиноко: Шамарган блуждал в полутьме, и не мог понять, как выбраться из нее. Словно миг назад шагнул в сквозную дыру на тот свет, удирая от людоедов на острове Закатных вершин.
Понор, жерло-приглашение на трапезу к Богине Смерти, высасывал все силы. Да и в целом, падение в Понор, в вечное застывшее ничто вне времени и пространства — его жизнь. Шамаргану порой казалось, что он заперт в самой глубине пещеры, горы, и должен пройти долгую дорогу наверх, шаг за шагом, оставляя за собой кровавые следы, чтобы глотнуть свежего воздуха и ослепнуть на миг от солнечных лучей. Но он никогда не пытался: его все устраивало, ибо в темноте нельзя было различить, где вверх, а где низ.
Шум был еле слышен. Шамарган сосредоточился, пытаясь вычленить из него осмысленные слова, казалось, он пробирался через заросли шиповника, раздирая себе руки и лицо, навстречу знакомым голосам.
— ... обильное питье, и через день он уже встанет на ноги, слово лекаря, — говоривший человек сидел неподалеку. — Неужели это кушанье спровоцировало приступ? Никогда себе не прощу, что мы заставили его съесть.
— Ты ни в чем не виноват, повелитель, — тут же раздался женский голос. — Никто не мог знать этого.
— Значит, ты уверен, что во всем виновато кушанье, а не то, что могли в него добавить? — послышался еще один голос, более низкий и хрипловатый.
— Если честно, то нет, — помолчав, отозвался первый говоривший. — Все симптомы указывают, что это сенная лихорадка, которая порой также проявляется у некоторых людей в отношении еды, но я не могу сказать, что именно вызывало приступ, понимаешь? Полагаю, остается только дождаться пробуждения Шамаргана и выяснить подробности. Да и кто мог желать ему смерти? — понизив голос, поинтересовался лекарь. — То есть, у такого человека, как Шамарган, врагов наверняка очень много...
Момент был как нельзя удачный, чтобы проснуться, так как разговор потек не в то русло. Шамарган зашевелился и приоткрыл глаза. Возле его постели сидели Эврих с Афагрой, прислонившись к дверному косяку стоял Волкодав.
— Очнулся! Во имя волосатых ляжек Туннворна, ну и напугал же ты нас, приятель! — всплеснул руками Эврих. Казалось, он и правда испытывал вину.
Злость на арранта за насмешку уже прошла: все-таки, Шамарган сочинил выдумку, и его уличили во лжи.
— Мне очень жаль слышать это, — Шамарган как будто в смущении опустил глаза и заставил себя покраснеть. — Я не думал, что так сильно отреагирую на, в общем-то, безобидное блюдо. Все дело в том, что у меня непереносимость орехов, какие были добавлены, по всей видимости, в еду.
— Да, орехи туда добавляют, — кивнул Эврих, чуть успокоенный. — И как давно ты понял, что тебе не стоит их есть?
— С самого раннего возраста. У меня уже случались несколько приступов, когда я по ошибке вкушал их. Уверен, как мы и договаривались, вечером я буду наравне со всеми.
Шамарган не врал: когда он проходил обучение в храме Богини, мальчиков, которым была уготована судьба убийц, заставляли принимать яд небольшими порциями, чтобы они привыкли к отраве. Лишь по этой причине у Шамаргана хватило сил добежать до комнаты и принять противоядие — другие на его месте сразу бы упали замертво.
— Ясно, — в этот момент к Эвриху подошел Тартунг и принялся горячо что-то доказывать. Казалось, он тоже хотел участвовать в запланированной на завтра ночной вылазке.
Едва за Эврихом закрылась дверь, Шамарган вздрогнул. Он до сих пор помнил сильные руки, что поддерживали его, поднесли к губам стакан с водой — Волкодав, видевший собственными глазами, как Шамарган принял спасительный порошок, в отличие от арранта точно не поверил в байку о давней болезни. Да и «Лечитель наследницы» вряд ли такой уж наивный: скорее, он решил, что не стоит добиваться правды, которую усиленно пытаются скрыть. В отличие от Волкодава.
— Ничего не хочешь мне рассказать?
— Нет.
— Кто пытался тебя убить?
— Убить? О чем ты, Волкодав? Это просто случайность. Я, правда, не знал, что в том блюде были орехи.
— Вранье, — уверенно заявил Волкодав. — Но зачем тебе это?
Шамарган мог бы ответить так: «Я не делюсь своими проблемы, ибо вам с Винитаром на меня все равно плевать. Мы даже не друзья, скорее вы еле выносите мое общество и вряд ли чем сможете помочь». Или он мог бы ответить так: «Нет такой беды, с которой я не смог бы справиться самостоятельно», старательно отгоняя мысль, что он дышал сейчас лишь из-за помощи Волкодава. Или вообще сказать прямо: «Не хочу быть слабым в твоих глазах».
Шамарган ограничился лишь лаконичным:
— Думай, как хочешь. Это была всего лишь сенная лихорадка, как и сказал твой друг, — и не произнес больше ни слова.
Волкодав понял, что от него больше ничего не добьешься, и тоже умолк.
x x x
После благополучного разрешения дела с потерянным ожерельем, Шамарган, Волкодав и Винитар вернулись на постоялый двор. На завтрашний день они уговорились догонять рабский караван, в котором шел Винойр, ученик Волкодава.
Винитар отправился к себе, а Волкодава и Шамаргана остановила служанка. Увидев Шамаргана, она воскликнула:
— Господин! Ваш друг, от которого вы ждали послания, просил извиниться, что он не дождался вашего возвращения.
— Друг? — озадачился Шамарган, начиная что-то подозревать. — Он был здесь?
— Да, ждал в вашей комнате. Забавный малый, все время шутил со мной. А потом затушил свечи и ушел. Еще сказал так смешно: «И светоч негасимый потухнет по воле моей», что я рассмеялась, — тут из кухни служанку позвали и, поклонившись Волкодаву с Шамарганом, она пошла навстречу требовательным голосам.
— И светоч негасимый потухнет по воле моей, — бездумно повторил Шамарган, а потом резко выдохнул. Рука потянулась к клинку на бедре, и остановить ее не было сил.
Шамарган сделал короткий замах, но кто-то сбил его с ног и не дал всадить пядь железа себе в живот. Шамарган взвыл: из него словно бы тянули жилы, и хотелось скрыться от боли.
Перед глазами появилась давно забытая малышка из Велимора.
— А теперь, теперь ты скажешь мне все? — кричала она, и ее пальцы были заляпаны чернилами, и она уже уверенно чиркала что-то на пергаментах. — Смотри, смотри, что я написала!
Листочек, поданный Шамарганом, помятый, заляпанный, и там был записан весь их старый разговор. И даже то, о чем Шамарган не говорил с малявкой — но произносил в своих мыслях.
«Разве твоя мама позволяет тебе произносить такие слова?
...ей плевать. У меня не было родителей. Меня, младенца, нашли нищие, искавшие поживы в куче отбросов!..
В каких странах ты побывал?
...исходил пешком всю Вечную степь....
Какие люди тебе встречались?
...довелось мне познакомиться со знаменитым слагателем песен, который мог вызывать дождь в засуху и унимать разъяренных зверей своими песнями...
Кто ты?
...часто зовут Никто... »
А потом снова закрутило в водовороте, и звуки пропали, и кругом разрослась пустота, бессмысленное ничто. И он падал, падал, падал в Понор. И все краски исчезли, и он сам — исчез, и никого, кто бы вывел его за руку из темноты.
— Шамарган!
Чье-то лицо рассеивало мглу, знакомое до боли: морщинки, заплетенные в косы светлые волосы, и бусинка, блеснувшая на миг ярко. Взгляд серо-зеленых глаз преследовал, не давал отпустить себя и забыться в таком долгожданном покое.
— Шамарган, вернись! Слышишь! Вернись!
Кажется, это его имя. Он — Шамарган. Нестройный хор голосов в темноте зазвучал тревожнее, тени не хотели отпускать свою законную добычу, и маленькие ручки невидимых существ еще сильнее впивались в тело.
— Ты в порядке?
Шамарган кивнул, не сразу вспоминая, как говорить. Потом закашлялся и все-таки произнес:
— Да. Да, я в порядке.
Он ждал, что Волкодав отодвинется, но тот по-прежнему сжимал его за руки, словно боясь, что стоит ему отойти, и Шамарган попытается вновь убить себя.
— Точно не хочешь перерезать себе глотку?
— Лучше я найду того «друга» и перережу ее ему, — облизнул пересохшие губы Шамарган.
— Я уже видел такое. Месть Богини на Тысячный день после побега из Храма. Именно поэтому тебя и пытались отравить, верно? Кто-то еще явится? Отвечай! — рявкнул Волкодав.
— Нет. Я оборонился от преследования три раза, и тем отстоял свое право на свободу. Я победил. Мы победили.
Пьянящая эйфория от осознания — как глоток хмельного пива. Шамарган вдруг осознал, насколько близко Волкодав находился, впервые за все время их совместного путешествия. Словно один из его снов, воплотившийся в реальности. Если бы Волкодав сейчас наклонился... Звуки не сразу стали словами:
— Мне несколько лет назад довелось бывать в Халисуне, где я был удостоен чести защищать юную госпожу по просьбе ее мужа. Виона сбежала из храма Неназываемой, и на Тысячный день за ней пришла сама Богиня в облике нищенки. Значит ли это, что я оставил госпожу в опасности, так как ее враги не успокоились бы, пока не добились своего?
Юная госпожа Виона. Юная госпожа Виона.
Шамарган запрокинул голову и захохотал, до слез, его плечи сострясались, и если бы Волкодав не придержал его, он бы сполз на пол. О, это достойная насмешка Богов, чтобы в узор жизни Шамаргана вплести нить Волкодава задолго до их знакомства. Таинственный телохранитель танцовщицы, отказ убивать которую стал отсчетом новой жизни, и Волкодав — один и тот же человек.
Пощечина была как нельзя более кстати: еще миг, и его веселье перешло бы в истерику.
— Шамарган, — произнес Волкодав таким тоном, что лицедей моментально успокоился. Венн, наверное, думал, что он смеялся над ним, но объяснять истинную причину было долго и утомительно.
— Не переживай, для танцовщиц у Богини другое проклятие, справиться с которым никому не под силу, разве только другим Богам. Если твоя подопечная выжила, то ей ничего не угрожает: прислужники Смерти отступят и смирятся. Таких, как я, наказанию пытаются подвергнуть настойчивее.
— Почему у меня тогда получилось помочь тебе? — прямо спросил Волкодав.
— Я не знаю.
— Или скрываешь.
Шамарган мог бы объяснить, хотя Волкодав вряд ли будет после этого разговаривать с ним. Но... почему бы и нет, собственно? Шамарган чудом избежал сегодня гибели, и что ему еще раз рискнуть всем?
В голове пульсировала единственная мысль: Волкодав здесь, рядом, и была только одна попытка. Он притянул к себе Волкодава, успев заметить тень удивления на лице вечно сдержанного венна, и поцеловал.
Губы у Волкодава были сухие, а тело — каменное, и был только миг, прежде чем Волкодав скинул бы с себя замешательство, и его кулак прилетел бы Шамаргану в лицо. И в этот миг было все возможно. Шамаргану казалось, что он оседлал ветер, и теперь взмывал на нем под облака.
Шамарган почувствовал, что его аккуратно подняли за шкирку, как котенка — он что, и правда настолько легкий? — и поставили на пол. Волкодав отступил на несколько шагов назад, и даже не ударил, как ожидал Шамарган. Боялся за его царапины? Или брезговал лишний раз к нему прикасаться? На лице Волкодава было полнейшее изумление пополам с гневом, и Шамарган не мог определить, какое из его предположений было верное.
Надо было что-то сказать, но все слова комком застревали в горле.
— Это был ответ, если ты не понял, — наконец криво улыбнулся Шамарган. — И кстати, кажется, я впервые застал тебя врасплох.
Венн молчал. Шамарган тоже. Сейчас он жалел, что проклятие Вездесущей обошло его стороной.
Развернувшись, Шамарган молча пошел к себе.
x x x
Прощание Волкодава с друзьями было недолгим. Венн что-то сказал Винитару, и бывшие враги одинаково криво усмехнулись. Кунс Винитарий решил отправиться в Астутеран, где надеялся встретиться с верными друзьями, и познакомиться, наконец, с невестой, кнесинкой Елень из славного Галирада.
Потом Волкодав подошел к Эвриху. Аррант, напротив, пытался улыбнуться, хотя его губы дрожали. Винойр, с которым Шамарган едва ли перебросился парой слов, перед разлукой с наставником также преодолел себя и подошел проститься.
Шамарган знал, что рано или поздно их пути с Волкодавом должны были разойтись, но когда момент разлуки наступил, он все равно оказался к нему не готов. Рвалась душа в клочья, и выть хотелось, словно попавшему в западню зверю. Он был бы рад продолжить путь с Волкодавом, несмотря на вчерашнюю неловкость: идти неважно куда, хоть по петлявшим тропинкам в зарослях, или пробираться по горам и болотам, если бы венну нужны были спутники. Но отрешенный, задумчивый вид Волкодава, ушедшего смелой мыслью в иные миры, останавливал его. Казалось, Боги возложили на Волкодава некую обязанность, что могла стоить ему жизни, и потому он уже не замечал земных дел.
— Шамарган, — произнес Волкодав, и тот удивился, что после всего произошедшего он до сих пор с ним разговаривал. Что лишний раз подчеркивало, насколько венн был выше всех людей, полных предрассудков, — Волкодав не отскочил тогда с воплями «Мужеложец! На кол его!», и сейчас тоже не брезговал находиться в обществе Шамаргана.
От чужого великодушия кружилась голова.
— Ты называл себя сыном Тразия Пэта и жаловался, что не умеешь даже зажигать огонь... На самом деле ты умеешь. Смотри, это же так просто, — Волкодав впервые взглянул на него серьезно, без насмешки, и улыбнулся уголком губ.
Языки пламени облизывали прошлогоднюю траву, ласкали ее. Дымок был неприметный, дрожащий, но он был, был! Шамарган бы вечность смотрел на него, и на душе его постепенно воцарялся покой.
Говорили, что боги нередко неузнанными ходили на земле, испытывая Своих чад. А могло ли такое быть, что люди приближались к небесной святости, и полубог-получеловек — это не выдумка книжников? Волкодав был ненамного старше Шамаргана, но он стольким одарил его за все время их знакомства, что хватило бы на целую жизнь некоторых мудрецов.
Наверное, повстречай Шамарган теперь Щербатую из далекого Велимора, он смог бы ответить малышке на ее вопрос: «Кто ты такой?» Впервые за последнее время он нашел себя, и это было главное. Внутри что-то трепетало, и пальцы жгло — записать бы мысли на пергаменте, поделиться.
Вот бы посмотреть на выражение лица венна, когда тот найдет записку со стихотворными строками о Крылатом. Венн, наверное, никогда не получал подобные послания.
Шамарган больше не чувствовал падения. Возможно, все это время он не летел вниз, но возносился, обретя крылья, вверх? Шаг за шагом приближался к освобождению от опаляющей зависимости, от ненависти к самому себе, от всего, что сковывало, удерживало полет. К пониманию, как ему выбраться из собственного Понора.
Шамаргану хотелось идти тенью, след в след, не упуская из вида и не показываясь на глаза, за ним, за Светочем Негасимым, но оставалось одно — продолжить намеченный путь.
В привычном уже одиночестве.
Но на этот раз дорога его будет прямой.
Спецквест.Txt
-
-
23.05.2014 в 10:06Как раз перечитываю серию, добралась до "Самоцветных Гор" и так затосковала по Шамаргану, что пошла его гуглить и вот что нагуглилось
И пейринг такой... Ну, мне вообще у Семёновой сложно кого-то шипперить, это прям как-то всё выше и чище низменных шипперских устремлений, но у вас достаточно тонко и деликатно всё получилось, так здорово.
И сюжет замечательный. Особенно понравилось, что Шамарган и сам себя в обиду не дал, есть в нём несмотря ни на что свой внутренний стержень.
Спасибо!
-
-
27.12.2014 в 13:01В любом случае я рада, что мы с вами нашли друг друга))